Усопший Цезарь

– Нет. Все оказалось просто. После того, как вы ушли, я рассказал мистеру Уодделлу о моем разговоре с Бронсоном. То, что, по моему мнению, могло ему пригодиться. Потом я позвонил в прокуратуру, но ничего выяснить не сумел. В конце концов я дозвонился до мистера Осгуда, и ко мне пришла его дочь. Мистер Осгуд трудный человек. Бог знает почему, но он подозревает, что это ты устроил встречу его дочери с племянником мистера Пратта. Будь осторожен, когда он придет. Он пообещал мне держать себя в руках, если я тебя обо всем расспрошу.

– Прекрасно! Так вы пришли расспросить меня. А то я удивился, зачем вы пожаловали.

– Во-первых… – Он заколебался, что наблюдалось за ним весьма редко. – Во-первых, я тебе кое-что принес. Все это любезно приготовила экономка мистера Осгуда.

Обернувшись, я, увидел на столе огромный сверток в коричневой бумаге.

– Напильники и веревочные лестницы? – предположил я.

Он не ответил. Я развернул сверток и обнаружил подушку, два одеяла и простыни.

– Ага, значит, так обстоит дело, – повернулся я к Вульфу. – Кажется, вы говорили что-то о мозгах?

– Замолчи! – сердито буркнул он. – Никогда еще такого не было. Я звонил повсюду, но мистер Уодделл как в воду канул. Уверен, что он от меня скрывается. А судья не может выпустить тебя под залог без санкции окружного прокурора. Фу! Залог за моего доверенного помощника! Ладно, дай мне только до него добраться. А пока придется нам немного подождать.

– Нам! Вы будете ждать у Осгудов, а я в этой вонючей камере, в компании мошенника! Клянусь, что спущу все ваши капиталы, играя в скорлупку. Что касается столь любезно принесенных вами спальных принадлежностей, то верните их экономке. Одному богу известно, сколько мне придется здесь проторчать, а я не хочу с самого начала завоевать репутацию маменькиного сыночка. Проживу как-нибудь и так.

– Ты говорил о деньгах. Это вторая причина моего прихода.

– Знаю, что у вас при себе денег никогда нет. Сколько вам нужно?

– Ну, долларов двадцать. Заверяю тебя, Арчи…

– Ладно уж. – Я протянул ему двадцатку.

– Однажды меня посадили в тюрьму в Болгарии…

Подойдя к двери, я открыл ее и завопил на весь коридор:

– Эй, надзиратель! Я совершаю побег!

Надзиратель вынырнул откуда-то и помчался ко мне, спотыкаясь от усердия. За ним с испуганной физиономией появился Осгуд. С другой стороны коридора галопом прискакал полицейский с револьвером в руке.

– Первоапрельская шутка, – улыбнулся я. – Проводите меня в мою спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух.

– Шут! – прогремел Осгуд.

Надзиратель не мог скрыть облегчения. Весело пожелав Вульфу спокойной ночи, я отправился в камеру.

Безил сидел на койке и причесывался. Он осведомился, из-за чего была шумиха, и я сказал, что у меня был припадок. Узнав от Безила, что свет выключают в девять часов, я начал готовить себе постель. Пяти газет должно было хватить с избытком, чтобы застелить всю койку двойным слоем. Увидев, чем я занимаюсь, Безил даже перестал причесываться. Когда я закончил, он сказал, что газеты своим шуршанием не дадут заснуть ни мне, ни ему. Я ответил, что стоит мне лечь, я тут же засну как бревно, на что он зловещим тоном отозвался, что в нашем положении это может оказаться не так просто. Тем не менее я завершил свой труд.

Было уже около девяти часов, когда в замке снова повернулся ключ, дверь распахнулась, и надзиратель сказал, что ко мне пришли.

– Черт возьми, – усмехнулся Безил, – придется провести сюда телефон.

– Это не может быть Вульф, – подумал я. – Пожалуй, только Уодделл и Барроу, а на то, что меня вздумают выпустить, шансов нет. Поэтому я решил, что они могут подождать до утра.

– Скажите, что я уже сплю.

Даже при адском тюремном освещении я заметил, что надсмотрщик удивлен.

– Разве вы не хотите ее видеть? – спросил он.

– Ее?

– Ну да, вашу сестру.

– Черт бы меня побрал! Так это моя обожаемая сестричка! И я пошел на свидание по двум причинам. Во-первых, из любопытства. Конечно, это могла быть Нэнси или Каролина, но мне хотелось, чтобы «сестрой» оказалась Лили, и удостовериться в этом я мог только собственными глазами. Во-вторых, я сознавал, что должен отблагодарить посетительницу, кто бы она ни была. В девять часов никаких посещений в тюрьме не разрешали, так что Лили, если это она, должна была хорошо подмазать тюремщиков, а я терпеть не могу, когда деньги тратят попусту. Насколько я мог вспомнить, это был первый случай, чтобы кто-то заплатил за удовольствие видеть меня. Я даже растрогался.

Это оказалась Лили. Старший надзиратель восседал за своим столом и на сей раз не ушел. Лили сидела на стуле в темном углу, и я подошел к ней.

– Здравствуй, сестренка, – сказал я, присев рядом.

– Знаешь, – начала она, – вчера я думала, что с тобой делать, но мне и в голову не приходило тебя запереть. Когда тебя выпустят, я, пожалуй, это сделаю. Кстати, когда это будет?

– Понятия не имею. Во всяком случае, Рождество я рассчитываю встретить дома. Как поживают мама, папа, Оскар, Виолетта, Артур?

– Прекрасно. Здесь уютно?

– Потрясающе.

– У тебя есть какая-нибудь еда?

– Сколько угодно. У нас здесь свой снабженец.