Успех и удача

Кто-то возразит, что эти люди так богаты, что в решениях о расходах будут игнорировать прогрессивный налог на потребление. Однако это возражение противоречит фактам, а именно – тому, как богатейшие люди реагируют на завышенные цены. В Нью-Йорке, где стоимость квадратного метра жилья – одна из самых высоких в мире, даже мультимиллиардеры редко имеют квартиры площадью свыше 750 квадратных метров. Большинство таких людей до конца жизни останутся достаточно богатыми, чтобы купить целиком те здания, где расположены их квартиры. Но они этого не делают, возможно, потому, что высокие цены на недвижимость в Нью-Йорке сделали проживание в более скромных условиях социально приемлемым даже для супербогачей. Если бы эти же мультимиллиардеры жили, скажем, в Далласе, то без колебаний приобретали бы особняки площадью в 2000 квадратных метров.

Таким образом, следует ожидать, что прогрессивный налог на потребление подвигнет многих состоятельных граждан пересмотреть свои планы по перестройке особняков за 2 млн долл. Поскольку стоимость таких проектов после уплаты налогов окажется гораздо выше прежней, многие из этих богачей, возможно, передумают и попросят архитекторов показать, как выглядит более скромный проект – скажем, за 1 млн долл.

Удовлетворившись более скромными проектами, эти люди, возможно, ожидали бы от них меньшего эффекта, чем от более дорогостоящих мер, планировавшихся изначально. Однако мы видели, что ситуация, когда меньше тратит один человек, отличается от ситуации, когда меньше тратят все окружающие. Таким образом, если расходы снижают все, то сегодняшние меньшие затраты обеспечат тот же эффект, что вчерашние, хотя они и были выше. Еще важнее то, что прогрессивный налог на потребление обеспечит дополнительный доход, который позволит нам оплачивать более качественные общественные услуги.

В этом и заключается «финансовая алхимия» прогрессивного налога на потребление. Ограничив многие, в основном непродуктивные «каскады расходов», этот налог извлекал бы новые деньги буквально «из воздуха».

Кто-то опасается, что прогрессивный налог на потребление подорвет стимулы к упорному труду и инвестициям в будущее. Однако мысль Дарвина о поступательном развитии жизни предполагает иное: никакие изменения в законах или налоговой политике не отменят человеческого стремления к прогрессу. Однако прогресс – понятие почти относительное, включающее стремление превзойти соперников. И прогрессивный налог на потребление не меняет того факта, что человек, больше других зарабатывающий, имеет право больше других и потратить.

Кого-то беспокоит то, что прогрессивный налог на потребление затруднит жизнь людям, испытывающим особую слабость к уникальным вещам. Однако этот налог никак не уменьшил бы разнообразие предметов, которыми мы можем владеть. В Нью-Йорке число квартир в пентхаусах с видом на Центральный парк отнюдь не бесконечно, и хотя прогрессивный налог на потребление уменьшит сумму, которую желающие смогут предложить за квартиры, это не изменит результаты торгов, победителями которых окажутся те же категории граждан, что и всегда.

Однако прогрессивный налог на потребление уменьшит долю национального дохода, идущую на потребление, и увеличит долю капиталовложений. Экономический рост, вызванный расширением инвестиций, увеличит будущие доходы. Следовательно, будущий размер потребления, по сравнению с нынешним размером, хотя и уменьшится как доля в национальном доходе, на деле (в абсолютном выражении) все же увеличится. Поэтому даже граждане, считающие, что степень нашего удовлетворения сильнее зависит от уровня абсолютного, нежели относительного потребления, могут в этом смысле ничего такого не опасаться.

Кое-кто возражает против прогрессивного налога на потребление по той причине, что он легитимирует базовые инстинкты, такие как ревность и зависть, учитывать которые при выработке государственной политики не принято. Вот что говорит об этом сторонник либертарианской политики экономист Дональд Будро:

Я понимаю озабоченность людей их относительным социальным статусом, но не считаю, что она непременно должна воплощаться в политике правительства. Мне очевидна естественная предубежденность населения к иностранцам (т. е. к людям, чьи обычаи, язык и внешний облик резко отличаются от национальных стереотипов), но я не хочу, чтобы государственная политика опускалась до уровня пережитков родоплеменных отношений.

Будро и его единомышленники отвергают политику, основанную на статусных соображениях, по той же причине, по которой они не пустили бы в политику, например, деятелей с садистическими наклонностями.