Успешное покорение мира

Горничная позвала его к телефону; Джозефина услышала, как он говорил:

— Так уж вышло. И нечего сюда названивать.

Из-за того что он женат, Джозефина до сих пор отказывалась с ним целоваться, но зато отвела ему место в своих платонических мечтах и не собиралась ничего менять, пока Провидение его не освободит.

За обедом она расслабилась: Джон Бейли явно нашел общий язык с ее отцом. Джон со знанием дела рассуждал о сущности расовых беспорядков, и Джозефина заметила, насколько убого и хило выглядит рядом с ним Говард Пейдж.

— Значит, это составляет тему вашей пьесы?

— Совершенно верно. Причем я настолько увлекся негритянской стороной вопроса, что едва не сбился на чисто ниггерскую пьесу. Лучшие роли отведены черным.

Миссис Перри содрогнулась:

— Неужели настоящим неграм?

Он хохотнул:

— Не думаете ли вы, что мы будем чернить актерам лица жженой пробкой?

После короткой паузы миссис Перри рассмеялась:

— С трудом представляю Джозефину на одной сцене с неграми.

— Полагаю, от цветных актеров лучше отказаться, — сказал мистер Перри, — по крайней мере, если вы рассчитываете на участие Джозефины. Боюсь, кое-кто из ее друзей этого не поймет.

— Я не возражаю, — вступила Джозефина, — при условии, что мне не нужно будет с ними целоваться.

Помилуй! — взмолилась миссис Перри.

Джона Бейли опять позвали к телефону; на сей раз он вышел из комнаты, недовольно фыркнув, сказал буквально пару слов и бросил трубку.

Вернувшись за стол, он шепнул Джозефине:

— Если она еще раз позвонит, пусть горничная скажет, что я ушел, договорились?

Джозефина спорила с матерью:

— Не понимаю, к чему эти выезды в свет, если у меня есть возможность стать актрисой.

— Действительно, зачем ей выезжать в свет? — поддакнул отец. — Разве она еще не нагулялась?

— Но школу надо окончить непременно. Там преподают актерское мастерство и ежегодно ставят пьесу.

— Какую? — презрительно бросила Джозефина. — Шекспира или еще того хлестче! Известно ли вам, что в Чикаго сейчас есть по крайней мере с десяток поэтов, которые превзошли Шекспира?

Джон Бейли скромно усмехнулся:

— Ну нет. В лучшем случае один.

— А я считаю, с десяток, — не унималась новообращенная.

— В Йельском университете преподает Билли Фелпс…[66] — начал Говард Пейдж, но Джозефина азартно перебила:

— Как бы то ни было, вовсе не обязательно ждать, пока человек умрет, чтобы его оценить. Но мама обычно так и поступает.

— Ничего подобного, — возразила миссис Перри. — Говард, разве я такое говорила?

— В Йельском университете преподает Билли Фелпс… — сделал вторую попытку Говард, но на этот раз его перебил мистер Перри:

— Мы уклоняемся от темы. Этот молодой человек хочет, чтобы моя дочь сыграла в его пьесе. Если в пьесе нет ничего постыдного, я не против.

— В Йельском…

— Но я не допущу, чтобы Джозефина выходила на сцену в составе смешанной черно-белой труппы. Какая мерзость!

— Мерзость! — Джозефина испепелила его взглядом. — По-твоему, здесь, в Лейк-Форесте, мало мерзостей?

— Но они тебя не касаются, — сказал ее отец.

— Неужели?

— Да, — отрезал он. — Никакие мерзости тебя не касаются. Разве что по твоей вине. — Он повернулся к Джону Бейли. — Как я понимаю, вам нужны деньги.

Джон вспыхнул:

— Нужны. Только не подумайте…

— Ладно, ладно. Мы все здесь много лет поддерживаем оперную труппу; новшества меня не пугают. У нас есть знакомые дамы, которые входят в ваш комитет, и я считаю, они не допустят никаких глупостей. Какая сумма вам потребуется?

— Тысячи две.

— Хорошо, соберите половину, а остальное я добавлю, но у меня три условия. Первое — никаких черных; второе — мое имя нигде не должно фигурировать, равно как и имя моей дочери; и третье — вы сейчас дадите мне слово, что она не будет играть сомнительные роли или выступать с заявлениями, которые могут огорчить ее мать.

Джон Бейли задумался.

— Последнее условие принять трудновато, — выговорил он. — Откуда я знаю, что может огорчить ее мать? Бранных слов, естественно, не будет. Да у меня во всей пьесе ни одного скабрезного выражения.

Глядя на их дочь, он медленно заливался краской.

— К Джозефине никакие мерзости не пристают, если она сама этого не хочет, — повторил мистер Перри.

— Я вас понял, — сказал Джон Перри.

Обед закончился. Миссис Перри поглядывала в сторону прихожей, где разгорелся какой-то спор.

— Может быть, нам…

Не успели они выйти из гостиной, как перед ними возникла горничная, за которой следовал местный блюститель порядка в невразумительной форме начальственного синего цвета.

— Приветствую, мистер Келли. Пришли взять нас под стражу?

Келли неловко замялся:

— Есть здесь мистер Бейли?

Джон, который успел отойти в сторону, резко повернулся:

— А в чем дело?

— Для вас поступило срочное сообщение. Отправитель пытался найти вас здесь, но безуспешно: тогда он позвонил констеблю, то есть мне.

Жестом подозвав к себе Джона Бейли, он стал что-то ему говорить и в то же время кивками побуждал его выйти на крыльцо для приватной беседы; слова его, даже приглушенные, разносились по всей комнате.

— …в больнице Святого Антония… ваша жена перерезала себе вены и открыла газ… вам нужно торопиться.