Успешное покорение мира

К четырем часам Бэзил еще не забыл, что у него, строго говоря, есть родители, но они уже остались далеко в прошлом. Кроме того, он знал, что согрешил, и, пока брел по аллее, безостановочно повторял молитву, надеясь получить в этой жизни прощение за очки Альберта Мура. Остальное можно было отложить до разоблачения, за которое он предпочел бы ответить после смерти.

В четыре часа они с Джо забились в шуноверовский чулан, чтобы хоть на последние тридцать минут скрыться от бдительного ока кухонной прислуги. Миссис Шуновер отсутствовала, гости были на подходе — и тут как по команде одновременно раздались трели дверного и телефонного звонков.

— Пришли, — шепнул Джо.

— Это мои предки, — сразу охрип Бэзил, — скажи, что меня тут нет.

— При чем тут твои предки? Это гости.

— По телефону названивают.

— Вот сам и скажи.

Джо ворвался в кухню:

— Ирма, в дверь звонят — неужели ты не слышишь?

— У меня руки в тесте, у Эсси тоже. Ступай сам открой, Джо.

— Нет, ни за что!

— Тогда пускай обождут. Вы, ребятки, как видно, ходить разучились.

И снова по всему дому настырно разнесся двойной сигнал тревоги.

— Джо, скажи моим родителям, что меня здесь нет, — нервно повторил Бэзил. — Как же я сам скажу, что меня нет? Давай, не тяни. Просто скажи: его тут нет.

— Надо дверь открыть. Ты хочешь, чтобы все разбрелись по домам?

— Нет, не хочу. Но ты просто обязан…

Из кухни, вытирая руки, появилась Ирма.

— Вот тебе и раз! — воскликнула она. — Что ж дверь-то не открыли? Детки сейчас разбегутся.

В смятении оба загалдели наперебой. Ирма волевым решением отдала преимущество телефону.

— Алло, — ответила она. — Уймись, Бэзил, из-за тебя ничего не слышно. Алло, алло… Ну вот, трубку повесили. Ты бы причесался, что ли, Бэзил… а руки-то, руки!

Бэзил бросился к раковине и схватил кусок хозяйственного мыла.

— Где расческа? — заорал он. — Джо, где у тебя расческа?

— Наверху, где ж еще.

С мокрыми руками он помчался наверх по черной лестнице и, увидев себя в зеркале, понял, что выглядит именно так, как только можно выглядеть после скитания по задворкам. Торопливо откопав среди вещей Джо свежую рубашку, он уже принялся ее застегивать — и тут послышался вопль, плывущий вверх от парадной двери:

— Бэзил, ушли! Там никого… все разошлись!

Ошарашенные, мальчики выскочили на крыльцо. В самом конце улицы мелькали две удаляющиеся фигурки. Сложив ладони рупором, Бэзил и Джо стали кричать им вслед. Фигурки остановились, обернулись — и, откуда ни возьмись, рядом возникло множество других; вывернувшая из-за угла «виктория», грохоча по мостовой, подкатила к крыльцу. Праздник начался.

При виде Долли Бартлетт у Бэзила перехватило дыхание; он бы предпочел унести ноги. Это была незнакомка — определенно не та девочка, которую он обнял неделю назад. Перед ним брезжило видение. Прежде он не знал, как она выглядит, и воспринимал ее как воплощение времени или погоды: когда воздух был свеж и прохладен, она была свежестью и прохладой; когда летними вечерами окна домов светились таинственным желтым светом, она и была тайной; когда музыка навевала вдохновение, грусть или радость, она и была сама музыка: «Красное крыло», «Алиса, куда ты идешь?», «Свет серебристой луны».

Более хладнокровный наблюдатель сказал бы, что у Долли по-детски золотистые волосы, заплетенные в тугие косички; лицо правильной формы, милое, как у котенка; ноги либо благовоспитанно скрещены в лодыжках, либо беспрепятственно свисают со стула. В свои десять лет она была такой настоящей, уверенной в себе и подвижной, что о ней грезили многие; те приемы, что вырабатывались многими поколениями — долгий взгляд, след улыбки, сокровенный шепот, нежное прикосновение, — она усвоила раньше положенного срока.

Оглядевшись вместе с другими в поисках хозяйки дома и не найдя никого похожего, Долли бочком прошла в гостиную и присоединилась к возбужденному девичьему хору шепотков и хихиканья. Такой же защитный кружок образовали мальчики, за исключением двух беззастенчивых шкетов лет восьми, которые, воспользовавшись смущением старших, мозолили им глаза, носились по комнате и пронзительно хохотали. Минуты тикали, но ничего не происходило; Джо и Бэзил переговаривались между собой свистящим шепотом, едва размыкая губы.

— Давай начинай, — бормотал Бэзил.

— Сам придумал — сам и начинай.

— Но компашка-то у тебя собралась. Чем так стоять, лучше сразу по домам разойтись. Скажи: давайте поиграем, а потом выбери себе какую-нибудь и веди в другую комнату.

Джо недоверчиво уставился на него:

— Ты что! Пусть девчонки начинают. Попроси Долли.

— Еще чего.

— Тогда Марту Робби, что ли?

Марта Робби, сорванец в юбке, не внушала им ни страха, ни благоговения; эту можно было попросить о чем угодно, как сестренку.

— Послушай, Марта, скажи девочкам, что сейчас будем играть в почту.

Марта в негодовании отпрянула.

— Ни за что! — сурово отрезала она. — Не буду я им ничего говорить.

В подтверждение своих слов она побежала к девочкам поделиться:

— Долли, угадай, чего хотел Бэзил? Он потребовал, чтобы…

— Замолчи! — не выдержал Бэзил.

— …играть в почту…

— Замолчи! Ничего такого мы не требовали.