Успешное покорение мира

Он твердо решил не смотреть на нее, предполагая, что она слегка выгнула спину и сложила руки на коленях. Пока он держался изо всех сил, но тут произошло нечто невероятное: мир, который окружал, но не включал в себя Минни, вдруг немного посветлел. Вскоре к Бэзилу потянулись еще какие-то первокурсники, стали поздравлять с победой, и ему это нравилось: их слова, их восхищенные взгляды. На следующей неделе у него были все шансы выйти против Гарварда в первом составе.

— Бэзил!

У него в груди сердце совершило головокружительный скачок. Краем глаза он заметил ее выжидающий взгляд. Неужели она действительно раскаивается? Не воспользоваться ли случаем, чтобы повернуться к ней и сказать: «Минни, скажи этому идиоту, пусть утопится в речке, и возвращайся ко мне»? Он колебался, но мысль, которая спасла его днем, возникла вновь: на сегодня ошибок достаточно. Мольба сама собой медленно затухала у него в душе.

С видом собственника к ней подошел амбал Джубал, и сердце Бэзила, в розовом шелковом платье, запорхало в такт музыке по бальному залу. Окутанный туманом нерешительности, он ретировался на веранду. В воздухе мелькали прилетевшие до срока снежинки, а от звезд веяло холодом. Приглядевшись, он, как всегда, понял, что это его звезды — символы честолюбия, борьбы и славы. Меж ними плыл трубный глас ветра, поднимаясь до той целой ноты, которой всегда с нетерпением ждал Бэзил, а узкие шеренги облаков боевым порядком спешили к нему на смотр. Это зрелище сверкало небывалым великолепием, и только наметанный взгляд полководца заметил, что одной звезды уже нет.

Рассказы о Джозефине

Первая кровь

I

— Вспомни, как ты прибегала ко мне сама не своя, когда Джозефине было годика три! — воскликнула миссис Брэй. — Джордж тогда оказался не у дел и от злости шлепал малышку Джозефину.

— Я помню, — сказала мать Джозефины.

— И вот она, Джозефина.

Это и в самом деле была Джозефина. Она с улыбкой смотрела на миссис Брэй, и у той во взгляде мелькнула едва заметная колючесть. Джозефина улыбалась как ни в чем не бывало.

— Сколько же тебе лет, Джозефина?

— Шестнадцать.

— Вот как! Я бы дала больше.

При первой же возможности Джозефина спросила миссис Перри:

— Можно мне сегодня пойти с Лиллиан в кино, на дневной сеанс?

— Нет, дорогая, у тебя много уроков.

Она повернулась к миссис Брэй, показывая, что вопрос закрыт, но…

— Дура проклятая, — вполне различимо шепнула Джозефина.

Чтобы сгладить неловкость, миссис Брэй поспешила сменить тему, но миссис Перри, естественно, не могла оставить такой выпад без последствий.

— Как ты назвала маму, Джозефина?

— Не понимаю, почему я не могу пойти в кино с Лиллиан.

Мать больше не допытывалась:

— Потому что у тебя много уроков. Ты, что ни день куда-то бегаешь — папе это надоело.

— С ума сойти! — бросила Джозефина и рьяно продолжила: — Бред какой-то! Папа рехнулся. Скоро начнет рвать на себе волосы и изображать Наполеона.

— Нет, в самом деле, — оживилась миссис Брэй, когда миссис Перри бросило в краску, — такое возможно. Что, если Джордж и вправду рехнулся: мой-то муж явно не в себе. Это все война.

Но ей было не смешно; она считала, что Джозефина заслуживает хорошей порки.

Разговор переключился на Энтони Харкера, знакомого старшей сестры Джозефины.

— Он — чудо, — перебила Джозефина… не грубо, нет, ведь, несмотря на все, что этому предшествовало, грубиянкой она не была и вообще старалась больше помалкивать, хотя временами срывалась, а изредка даже говорила плохие слова, если кому-нибудь изменял здравый смысл. — Совершеннейшее…

— Просто он пользуется успехом, вот и все. Лично я не вижу в нем ничего особенного. Мне он кажется весьма поверхностным.

— Ой нет, мама, — возразила Джозефина. — Он не такой. Все говорят, что у него потрясающая индивидуальность… другие с ним рядом не стояли. Любая девушка была бы счастлива его заполучить. Я бы хоть сейчас вышла за него замуж.

Раньше ей такое и в голову не приходило; последняя фраза, если честно, была заготовлена для выражения симпатии к Тревису де Коппету. Вскоре подали чай, Джозефина извинилась и ушла к себе.

Дом был новый, однако семейство Перри никто бы не назвал нуворишами. В Чикаго такие, как они, составляли высшее общество, примыкали к числу очень богатых и по меркам тысяча девятьсот четырнадцатого года слыли вполне просвещенными. Но Джозефина, сама того не ведая, оказалась в первых рядах поколения, которому суждено было «отбиться от рук».