Успешное покорение мира

Но как-то раз, увидев, что в холле у стойки рядом с горой чемоданов и шляпных коробок переминается десятка два привлекательных молодых людей, Джозефина поняла: то, что ее так страшило, уже не за горами. Она убежала наверх и, отговорившись головной болью, поужинала у себя в номере, но после беспокойно заметалась из угла в угол. Ей было стыдно не только за это происшествие, но и за свою реакцию. Раньше она никогда не испытывала ни малейшего сочувствия к тем унылым девочкам, которые жались в гардеробных, потому что их не приглашали танцевать, равно как и к тем, от кого все отворачивались в Лейк-Форесте, а сейчас сама уподобилась им, когда начала трусливо прятаться от жизни. Забеспокоившись, не отразилась ли эта перемена на ее внешности, она остановилась перед зеркалом и порадовалась не менее обычного.

— Ну и дуры! — сказала она вслух.

От этих слов ее спина гордо распрямилась, а туман развеялся. Перед ее мысленным взором промелькнули обрывки фраз из любовных писем, приходивших ей пачками, сотни растерянных, умоляющих лиц, мириады нежных, просительных слов. Восстановленная гордость теплой волной приливала к щекам.

В дверь постучали — это был все тот же юноша из Принстона.

— Не хочешь спуститься вниз? — предложил он. — Там танцы. Полно народу, вся бейсбольная команда Йеля. Могу тебе кого-нибудь представить по всей форме, ты хоть развеешься. Согласна?

— Согласна, только знакомиться ни с кем не хочу. Тебе самому придется весь вечер со мной танцевать.

— Ты же знаешь, я с радостью.

Она поспешила облачиться в новое вечернее платье, такое весеннее, нежнейшего, сказочно-голубого цвета. Волнующий вид собственного отражения в зеркале навел ее на мысль, что старая зимняя кожа сброшена, а под ней обнаружилась сияющая куколка без малейшего изъяна; когда Джозефина спускалась по лестнице, ее ножки попадали почти в такт музыке, доносившейся снизу. Эта была мелодия из пьесы, которую она неделю назад видела в Нью-Йорке, мелодия, созданная для будущего — для еще не придуманных развлечений и еще не встреченных возлюбленных.

Начался танец, а с ним пришла уверенность, что жизнь может начинаться заново бессчетное количество раз. Но не успела она сделать и десяти шагов, как ее перехватил Дадли Ноултон.

— Кого я вижу: Джозефина! — Он впервые произнес ее имя, а теперь еще и взял за руку. — Как приятно! Я очень надеялся, что ты приедешь.

Джозефина взмыла к небесам на ракете изумления и восторга.

Он не кривил душой — по выражению его лица было видно, что он искренне рад. Может быть, он пребывал в неведении?

— Адель писала, что ты, вероятно, будешь здесь. Предположительно.

Похоже, он все знает, но это его не оттолкнуло — так или иначе, она ему нравится.

— На мне власяница, а голова посыпана пеплом, — сказала она.

— Что ж, и то и другое тебе к лицу.

— Ты ведь знаешь, что со мной произошло… — решилась она.

— Да, я в курсе дела. Не хотел об этом заговаривать, но все считают, что Уотербери повел себя как болван, а в следующем месяце ему предстоят выборы, и эта история вряд ли прибавит ему шансов. Послушай, надо тебе потанцевать и с другими ребятами — все жаждут прикоснуться к красоте.

Вскоре она уже танцевала, как ей казалось, со всей бейсбольной командой разом. Время от времени ее перехватывали то Дадли Ноултон, то паренек из Принстона, которого не на шутку злила такая конкуренция. В зале было множество девушек из множества школ, но сплоченные командным духом студенты Йеля, дружно выказывая свою предвзятость, смотрели только на Джозефину; очень скоро в нее уже стали тыкать пальцами блюстительницы порядка, сидевшие на стульях вдоль стены.

Но в глубине души она ждала, что будет дальше, когда они с Дадли Ноултоном выйдут прогуляться в теплую южную ночь. Это получилось само собой: музыка смолкла, и они медленно двинулись по аллее среди буйства ранней сирени, свернули за угол, потом за следующий…

— Ты мне обрадовался? — спросила Джозефина.

— Еще бы!

— Сначала я боялась. Больше всего переживала, когда думала… о тебе. Я так старалась измениться… под твоим влиянием.

— Не стоит вспоминать школьные дела. Все приличные люди понимают, что это досадное недоразумение. Забудь и двигайся дальше.

— Хорошо, — безмятежно согласилась она.

Джозефина была счастлива. Легкая свежесть и благоухающая сирень — это она, прелестная и непостижимая; надежный шероховатый камень уличной скамьи, ствол растущего рядом дерева — это он, строгий и сильный, такой близкий, ее заступник.

— Я так много размышляла о нашей предстоящей встрече, — помолчав, заговорила она. — Ты был так добр, что мне захотелось тоже сделать для тебя что-нибудь хорошее… то есть предложить какое-нибудь интересное занятие, которого ты еще не испробовал. Например, мы непременно должны покататься верхом под луной. Это так здорово.

Он не ответил.