– Сказала ли? Сейчас подумаю. Может быть. Истинные патриоты устроят революцию, потому что дерево свободы нужно поливать кровью, чтобы вернуть страну народу, который не предал Бога. Мужчине нужны сыновья, чтобы защищать страну. Я родила ему только одного, который остался живым. Одного сына мало, чтобы работать и защищать землю. Я думаю, у него их было больше.
– Больше сыновей?
– Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю. Больше жен. Как ты думаешь, скоро можно будет сесть на Сандауна?
– Мы спросим у доктора Биккерс. Элис, почему ты думаешь, что у него были и другие жены? Можешь мне сказать.
Он был готов к тому, что она замкнется. Он видел, как задрожали ее руки, и понял, что она встревожена. Но она, прижавшись лицом к шее Сандауна, произнесла:
– Он говорил, что я слышала только шум ветра и больше ничего. Что я не слышала криков и плача. Что мне все почудилось. Велел мне заткнуться.
– Понимаю.
– Сандауну уже лучше. Тебе тоже лучше. Сегодня ты не хромал. Кое-что становится лучше.
– И тебе тоже гораздо лучше, Элис.
– Мне лучше, гораздо лучше. Я могу выходить на улицу, когда хочу. Теперь мама учит меня вязать крючком свитер. Я слышала в ту ночь его пикап, слышала. Я не спала. Он увез мою малышку, он увез и мою следующую малышку, и следующую. Он забрал бедного маленького Бенджамина, который попал на небо, и я не спала, потому что у меня все болело внутри и снаружи, и голова, и сердце.
Отчаянно жалея Элис, Коллен погладил ее по руке, по плечу. Она вцепилась в его руку.
– Я слышала, как машина вернулась, и боялась, так боялась, что он придет и выполнит свой супружеский долг. И я услышала крик. Это был не ветер, не сова или койот. Это было не в первый раз, но я отчетливо слышала в тот раз крик, и он повторялся. И я слышала голос Сэра. Он кричал, ругался. И он не пришел ко мне за супружеским долгом ни в ту ночь, ни в следующую, ни потом.
– Ты была в доме или в подвале?
– В доме. Стояла ночь, за моим окном было темно. И потом, не на следующий день, а после, днем, когда было светло, я услышала крик: «Помогите, помогите, помогите!» Не очень четко, но я слышала. А потом уже больше не слышала. Только плач. Иногда я слышала плач, когда работала в саду. Может, это мои детки плакали по мне. Мне надо было перестать слышать плач, потому что я не могла быть с детками. Вот так я и сошла с ума.
– Ты не сумасшедшая.
Она отошла на шаг и улыбнулась:
– Чуточку да. Пожалуй, тогда я была хуже, чем сейчас. Но иначе я бы убила себя.
Задыхаясь от переполнявших его эмоций, он шагнул к Элис, взял в ладони ее лицо и нежно поцеловал в губы.
– Может, ты чуточку сумасшедшая, но ты все-таки самая здравомыслящая женщина, каких я знаю.
Она улыбнулась сквозь слезы:
– Ты, наверное, повидал много сумасшедших.
– Немало.
Когда она ушла, что-то напевая, он достал телефон и позвонил шерифу. Возможно, в том неведомом подвале сидели взаперти и другие женщины, постепенно сходившие с ума.
Глава двадцать седьмая
Прошла добрая половина недели, потом весь день лил дождь, но теплым апрельским вечером Коллен оседлал Сандауна и приготовился, как он это называл, к Большому Событию.
– Может, всем пока еще и не нужно смотреть.
Он повернулся и взглянул на Элис, на ее новые сапоги, темно-желтую шляпу, джинсы и яркую розовую рубашку. К своему наряду она добавила кожаную коричневую безрукавку, вероятно, с плеча Бодин.
– Ты просто картинка.
Она наклонила голову, но он увидел ее улыбку.
– Я буду рядом, – напомнил он ей. – Но если ты хочешь подождать…
– Нет, это глупо. Я глупо веду себя. Но ты будешь рядом.
– Не отойду ни на шаг. Ты готова?
Она кивнула и поставила ногу на его сцепленные руки. Устроившись в седле, она вздохнула и радостно произнесла:
– Ой, как хорошо. Как будто в первый раз. Ну, не вообще в первый раз, а после долгого перерыва. Ведь ты помог мне сесть на Сандауна.
– Хочешь взять поводья?
– Пока нет. Пока нет. Сейчас все смотрят, как я сижу на нем, а ты ведешь меня. Ты просто веди меня, ладно?
Он медленно – клип-клоп – вел ее к дверям конюшни.
– Когда-то я ездила так быстро, так далеко.
– Ты сможешь это опять, если захочешь.
Он вывел ее во двор, где Большое Событие отмечалось после долгого рабочего дня стейками на гриле, кукурузным хлебом и пивом. Собралась вся семья, чтобы насладиться таким простым и таким важным зрелищем, как немолодая женщина, сидящая на лошади.
Тут были и работники ранчо; они радостно хлопали в ладоши.
Чейз открыл ворота загона. Коллен повел лошадь по большому кругу.
– Мы можем просто идти вот так, – сказал он Элис. – Скажешь мне, накаталась ты или нет. Все на твое усмотрение.
– Все смотрят на меня, а я к этому не привыкла, – призналась она. – У меня что-то болит в груди.
– Мисс Элис, это просто так грудь распирает от гордости.
– Ты говоришь приятные слова. Мне хорошо, когда ты разговариваешь со мной. Мой Бенджамин попал на небо, но он, может, был бы таким, как ты, если бы…
Зрители сидели на ограде или стояли, опираясь ногами о перекладину. Она знала эти лица, знала имена. Сейчас все смотрели на нее.
– Они тоже гордятся тобой.