— Коля ты как в порядке? — он сразу кинулся меня вертеть и ощупывать.
— Да в порядке я в порядке, ай не задави, медведь. Ты лучше скажи, наши все живы.
Он как-то виновато посмотрел на меня, что в груди все аж захолонуло.
— Кто?
— Младший политрук Рабинович. — И не дожидаясь следующего вопроса, стал рассказывать. — Он приполз к нам сразу, как только ты скрылся в лесу, ну я ему все и рассказал о твоей задумке. Он сразу стал нам помогать в изготовлении чучела, а потом лежал с нами и ждал когда нужно начинать. Вообще когда пришло время, и мы стали тягать чучело, снайпер не клюнул на эту приманку, тогда младший политрук поднялся и прошел по салону сам, первый выстрел был мимо, а вот второй… А ты его еще Нахером обзывал. — Сеня тяжело вздохнул.
— Ладно, Сеня пойдем. — Я передал ему одну винтовку.
— Пошли, там как раз начальство чужое засуетилось. — Закидывая винтовку на плечо сказал он.
— Что за начальство? — с интересом спросил я.
— Да подполковник, толи комполка, толи начштаба, я с ним еще не говорил, так краем уха услышал, когда к тебе бежал.
Пока шли, я все думал о лицемерии нации Рабиновича, ведь не верят они в коммунистическую идею, но почему-то в армии занимают должности политработников, да не только в армии. Они тянутся на руководящие посты и тянут за собой своих, своих детей они стараются переженить между своими, между собой нас они называют гоями. Плевать они хотели на всех, но считают что "своим нужно помогать". И тут такой подвиг, по-другому это не назовешь, подвиг. Вот как к ним относится?
Пока думал думу, не заметил, как вышли на дорогу где нас уже встречали наши ребята и незнакомый пока подполковник в белом полушубке и белой меховой неуставной шапке.
Он шагнул ко мне первым и протянул руку.
— Ну, давай знакомится политрук, я подполковник Розанов начальник штаба Н-ского полка, спасибо тебе за помощь.
Не успел я в ответ представится, как он меня сграбастал, и начал мять как медведь, хлопая при этом по спине. Чтобы меня окончательно не задавили, я решил начать процедуру представления, а там глядишь он меня и отпустит.
— Товарищ подполковник разрешите доложить. — Меня тут же отпустили, даже одернули задравшуюся рубаху.
— Ну, докладывай.
— Политрук Чуйко, руководитель ВИА "Молодая гвардия", следуем в расположение вашего полка для дачи концерта. При перемещении в расположения штаба Н-ского полка попали в снайперскую засаду, в результате боестолкновения засада была уничтожена. Наши потери: водитель автобуса, водитель сопровождающей машины и сопровождающий младший политрук Рабинович. Хочу добавить, что благодаря героическому поступку младшего политрука Рабиновича мне удалось уничтожить снайперскую засаду.
Пока я рапортовал, подполковник внимательно меня слушал и как только я закончил снова кинулся трясти мне руку.
— Молодцы, спасибо еще раз, а про Рабиновича не волнуйся, все сделаю, чтобы его достойно наградили и тебя не забыли. Сейчас погибших загрузят в машину и можно будет ехать. Хотя…
Он оглянулся, нашел кого-то и махнул рукой подзывая.
— Политрук давай-ка свое предписание, есть у меня хорошая идея, зачем вам ехать в штаб, я же здесь. Тут недалеко один из наших батальонов дислоцируется, они только сегодня прибыли, все необстрелянные и сразу на передовую, понимаешь. Так вот ты сейчас, — он взял у подбежавшего красноармейца планшет, открыл его и стал что-то быстро писать, дописав, протянул мне, — ты сейчас со своим ансамблем поедете туда, чтобы взбодрить и поднять так сказать воинский дух. Командир там молодой, капитан Фурцев, недавно назначен, эта служебная записка для него. Выступите там и возвращайтесь ко мне в штаб.
А дальше он на карте показал куда нам двигаться, поинтересовался, сможем ли мы доехать сами или лучше выделить бойца для сопровождения, хотя тут же поправился что бойцы сами еще не знают куда мне ехать, одним словом бардак. Водителя нам не дал но забрал машину покойного Рабиновича, дождался когда Сеня выедет из сугроба и развернется в сторону перекрестка, помахал нам рукой сел в машину и покатил по своим штабным делам. Ну а мы двинулись поднимать боевой дух бойцам и командирам комбата Фурцева.
18
Я смотрел как батальон шел в самоубийственную атаку в длинных шинелях по глубокому снегу, на доты, через стереотрубу было видно когда роты прошли большую половину поля где застыли скорбными памятниками сожженные ранее танки и броневики, заработала финская артиллерия и минометы, перемешивая бегущих людей с землей и снегом. Когда до финских передовых окопов оставалось метров восемьдесят и у бегущих в атаку людей появилась надежда вырваться из артиллерийского ада, ударили их пулеметы. Было хорошо видно как залегших людей несколько раз то тут, то там пытались поднять на последний бросок, как вскакивал один призывно махал зажатым в руке оружием, рядом с ним подымалась небольшая группа несомненно очень смелых людей и почти сразу падала прошитая безжалостным пулеметным огнем. Атака захлебнулась в крови.
— Все, хана батальону, — высказал общее мнение Сеня оторвавшись от бинокля — и отходить наверно уже некому.