Успеть на войну

Так началась моя служба в разведроте. Потом конечно я узнал, что не все так плохо, как показалось в начале. Остались еще люди не случайные в разведроте их набирал и обучал еще старый ротный, по слухам он сейчас был в Испании, а может быть рубил деревья где то на Колыме. В первые дни, разрываясь между политзанятиями, политинформациями и другими мероприятиями в роте, я упорно искал людей, которые могли меня обучить профессии военного разведчика. Так я узнал о старшине Олеге Лущеве который до службы в армии был охотником-промысловиком. Лущев в первые свои стрельбы как то умудрился на полковом стрельбище побить все нормативы по стрельбе и попасться на глаза большому начальству, которое это впечатлило и отправило молодого солдата в школу снайперов. После окончания школы Олег вернулся в часть, где регулярно стал занимать призовые места по стрельбе и, когда его служба подошла к концу, написал рапорт и остался на сверхсрочную. Когда мы с ним подружились, он и познакомил меня еще с двумя детьми леса, которые взялись меня обучать лесной премудрости, и еще одним специалистом по вооружению, который потом обучил меня пользоваться всем вооружением, которое есть в наличии. А вот в роте, вернее в вооружении роты, все было ужасно. Скажите мне — зачем разведчикам трехлинейка? Вот и я не знаю. Или зачем три пулемета максим? Они же весят 65 кг каждый. Я сначала пытался поговорить с начальником разведки о замене трехлинеек, стрелять из которых можно прицельно только примкнув штыки, хотя бы на кавалерийские карабины, которые короче на 20 см. Но мне сказали, что как только нас переведут в кавалерию, так сразу получим карабины, шашки и коней впридачу. И вообще по штатному вооружению у вас все есть, что положено, так, что идите товарищ политрук и занимайтесь своими прямыми обязанностями. Ну я и пошел, но только к особисту, потому что вопрос с перевооружением разведроты может решить только он вернее его ведомство.

— Здравствуйте товарищ старший лейтенант, — постучав в оббитую дерматином дверь и, сразу ее открыв, поздоровался я.

— Аа, Чуйко, заходи ты то мне и нужен, — сказал начальник кабинета, двигая бумаги и закрывая папку, которую до этого просматривал. — Заходи, присаживайся.

Кабинет у особиста наверное был походный, так как кроме стола двух табуретов и большого сейфа больше ничего не было.

Как только я уселся на скрипящий табурет, особист с вкусной фамилией Крендельков спросил.

— Скажите, товарищ политрук, с кем это вы собрались воевать и какая такая большая война нас ожидает? На проводимых вами политзанятиях вы уже несколько раз высказывались в этом плане.

Ого надо за языком следить, получается, стучат на меня, а возможно еще и присматривают. Придется выкручиваться, а то могу снова в подвалы НКВД попасть из-за очень бдительных товарищей.

— Ну как же, а фашисты Италии, а нацисты Германии, они уже развязали войну в Испании, Абиссинии или вон милитаристы Японии уже у нас на Хасане. Это можно рассматривать как их подготовку к большой войне. Может вы думаете, что они любят наше государство? Да они спят и видят как уничтожить нас, и я считаю, что будет война, большая война, вон их сколько, но мы их все равно разгромим…

— Стой, Чуйко. Стой. Я понял тебя. Понял. Ты прав, много их и все они против нас, но разговоры о большой войне все-таки прекрати. Хорошо?

Я кивнул головой.

— Вот и отлично, так, что ты ко мне пришел, давай выкладывай.

Тут я ему и выложил все, что думаю о вооружении разведроты и применении этого вооружения в реальном бою.

— Постой все, что ты говоришь надо хорошо обмозговать и автоматы у нас все же есть.

— ППД-34, который как выяснилось есть только у комбатов, но им-то он не нужен, им в разведку не ходить, к тому же автомат один на батальон — с жаром сказал я.

— А, что предлагаешь ты Чуйко или ты только критиковать умеешь.

— Могу кое-что предложить.

— Ну-ну давай, предлагай.

— Во-первых на валенки нужны калоши.

— Чего? Калоши ха-хаа, ох, хаа-ха-ха.

Крендельков ржал минут пять, вытирая руками слезящиеся глаза. Я сидел на табурете с отрешенным лицом и ждал, когда он успокоится, потому что эту реакцию я предвидел.

— Фух Чуйко… хи-хи, ты так хорошо рассказывал о улучшении боеспособности разведроты хи-хи… И вдруг калоши.

— Сейчас поясню, хотя тут не смеяться, а плакать надо.

— Ты это брось политрук. Никто плакать из-за отсутствия калош не будет. Да и зачем они красноармейцам?

— А затем, как проводит время разведчик на задании зимой? Он лежит на снегу и наблюдает за противником, так?

— Так.

— Еще он много ползает, как в тыл к противнику, так и обратно. А мы где несем службу?

— Где?

— В Ленинградском военном округе, который славится как край озер и болот.

— И, что ты этим хочешь сказать.

— Сказать хочу, что валенки зимой у нас будут мокрые, а это простуда, переохлаждение, обморожение.

— Чуйко, в каждом подразделении есть сушилки для сушки одежды и обуви.

— Ага и в тылу у врага и в окопе?

Крендельков задумался, посмотрел на меня, потолок, дверь, достал из лежащей перед ним пачки папиросу помял ее пальцами, понюхал и положил на стол.