Успеть. Поэма о живых душах

— Извиняюсь, — отозвалась Римма Сергеевна. — В общем, понравились мне эти игры, и я поняла, что… Но время такое, что не только не приветствуется, а могут меры применить, поэтому я скрывалась. Думаю: ненормальная я, больная. А у кого лечиться? Не у гинеколога же. К психиатру, наверно, надо, а к нему пойдешь, а он потом тебя сдаст. Так что молча терпела, а потом решила… Переквалифицироваться. Подобрала парня, который нравился, попали мы с ним вместе в одну компанию, и я его там… Попробовала я. Нет, хоть режьте, не мое. Прямо до противности. Лучше уж одной быть. И осталась одна, а сама, говорю же, работаю, учусь, квартиру снимаю. И эта вот Саша. Один раз приходит вся белая, она и так белая, а тут как стенка. Я поближе посмотрела, а она намазалась зачем-то, лицо все заштукатурила. Я ей будто в шутку: Александра Тимофеевна, мы все, работницы, по имени-отчеству инженеров звали, даже если молодые, Александра Тимофеевна, вы зачем, извините, злоупотребляете, у вас кожа и так прекрасная, не понимаю. Она что-то сказала, не помню, а я вижу, там, под штукатуркой, что-то синее чернеется под глазами. А потом в столовке к ней подсела и спрашиваю: что, муж? Да нет, да что вы, она тоже всех на вы называла, а потом заплакала и все рассказала. Бил ее муж каждую субботу. Психованный был, в субботу напивался и начинал: почему поздно пришла, с кем была, кому даешь? Не мог поверить, что она со своей внешностью никому не… Ну вот, и она стала мне рассказывать. Еще была у них проблема, что ребенка не было, он считал, что она виновата и тайком выкидыши делает. А она, наоборот, хочет, но не получается. Она же надеялась, что будет ребенок, и он успокоится. А я ей говорю: Саш, даже не мечтай. Хоть ребенок, хоть два, если человек с таким характером, это не лечится. Он тебя забьет до смерти. Она: нет, все наладится. Ага, наладилось так, что он ей руку сломал. И она мне признается, что готова сбежать, но боится. Найдет и убьет. Я ей предлагаю: у моей бабки еще одна комнатка есть, въезжай и живи. Если что, милицию позовем. И она согласилась, переехала. Но я ее не трогала. Вся измучилась, спать перестала, а терпела, только мне хорошо было, что она рядом. Муж приходил два раза, один раз и в самом деле милицию позвали, другой раз я с ним сама справилась. Это я сейчас усохла, а была хоть не сильно высокая, но мощная, прямо мышца на мышце. Ну, навешала мужу пендюлей, пригрозила, что у меня прокурор знакомый и что я его посажу, если будет безобразничать. А тут вышло, что я на работе была в воскресенье, что-то там срочное было, не помню, прихожу домой, а там сюрприз: он лежит на полу, кругом кровища, а Саша стоит с утюгом и трясется. Говорит: я не знаю, как это получилось, я не хотела. А под глазом уже вот такой вот синяк, с яблоко. Она говорит: мне теперь все, конец. И я думаю то же самое: точно, конец, дадут срок, и я ее не дождусь, потому что такие на зоне не выживают.

— Откуда вы знали, уже был опыт? — спросил Гусаров.

— Я детдомовская, а это та же зона. Нет, у нас еще неплохо было, у нас заведующая была добрая, Екатерина Евгеньевна, если кого наказывала, то не обидно, била только за дело, у нее линейка была большая, для доски такая, метр или больше, вот она этим метром нас… А как еще, некоторых не только бить, убить мало, такие были неисправимые, злые до предела. В общем, я предлагаю: Саша, давай его прятать, пока никто не чухнулся и бабки нет. Сперва тут, а потом перепрячем. И мы его в подпол сунули, сухой подпол был, с песочком, вот мы песочком и присыпали, потом пол от крови отмыли. А бабка вернулась вся в соплях — заболела. И легла, и лежит. И никак ее из дома не вывадишь. Милиция приходила к Саше: так и так, ваш муж пропал, не в курсе, где он? Без понятия, Саша говорит. А на работу же надо ходить, мы ходим, а сами на нерве — вдруг бабка в подпол полезет? А он же уже пахнуть начал, и бабка в самом деле полезла. Приходим, а нас ждет милиция. И я вижу: Саша спеклась, сейчас все расскажет. И говорю: муж Александры Тимофеевны пришел пьяный и совершил на нас нападение, я его ударила утюгом в порядке самообороны, в результате произошел несчастный случай. Они Сашу спрашивают: так было? А Саша настолько плачет, что ничего не может сказать. Как онемела. Потом, сами понимаете, суд и срок. Саша хотела признаться, я ее отговорила. Она говорит: не понимаю, ты почему так себя ведешь, я тебе даже не родственница, в чем дело? Ну, и я призналась: понимай, как хочешь, Саша, а я тебя люблю. И пошла мотать срок. Это неинтересно, плохо только, что по досрочному не освободили, меня на драку спровоцировали, пришлось до самого звонка… А с Сашей переписываемся, но она мне не напоминает, что я ей говорила, я тоже. Про погоду она мне писала, про работу, какие книжки читала, я тоже такие начала читать, обменивались впечатлениями… Я иногда не то чтобы впрямую писала, но намекала, что я ее… Что вспоминаю все время, особенно ночью… Можно я отопью немножко?

— Можно! — сказали все чуть ли ни хором.

Римма Сергеевна отпила небольшой глоток, облизнула губы.