Успеть сказать люблю

А вот благодарность мы будем исчислять иначе, и не словами. Константин перевернулся, потянул Аню на себя. И утянул их обоих на глубину поцелуя.

Было что-то совершенно необыкновенное в этом поцелуе. В темноте вокруг, в серебристых рыбках лунного света, прыгающих на поверхности обсидиановой воды, в полной обнаженности двух тел, ласкаемых теплой соленой водой. И он, и она словно растворялись — в воде, в поцелуе, друг в друге. Ее руки обнимали крепко его за шею, а ноги плотно обвивали его бедра. Он плотнее зарывался — пальцами ног в крупный песок дна, пальцами рук — в копну мокрых тяжелых волос на ее затылке. Их губы, языки, пальцы, руки, те участки тела, что соприкасались — вели между собой древний и простой разговор.

— Мы же не будем этим заниматься здесь, в воде? — Костя с трудом заставил себя прерваться. И сейчас его чуть подрагивающий палец скользил по девичьей щеке.

— Здесь нет стенки, о которую можно опереться, — с лёгким смешком ответила Аня. Голос ее слегка прерывался, а грудь то выглядывала, то пряталась в воду. Как же это красиво, черт побери!

— Тогда выбираемся на берег? — он снова прижал ее к себе. Какую-то магию творила с ними луна, темнота и вода. И Костя — Костя, который все это придумал — сам попал под действие это магии. И просто не мог теперь отпустить эту нагую наяду от себя дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и дольше, чем на одну минуту. Она вдруг стала частью его, неотделимой, необходимой.

— Пошли! — она легко оттолкнулась от его груди и поплыла к берегу. А потом встала и пошла. Так, наверное, выглядела выходящая из морской пены Афродита. Ладно, к черту мифологию. У нас тут не богиня, а земная и чертовски красивая женщина, которую Костя чертовски и почти до боли хочет.

Они пили сладкое вино солеными от морской воды губами. А на закуску — любовались друг другом. Она не могла наглядеться, как черными струйками стекает по мощной мужской груди мокрая густая растительность и как длинные пальцы неосознанно и медленно поглаживают ножку бокала. Он не мог отвести взгляда от съежившихся сосков, казавших в обманчивом лунном свете очень темными, и от крутого изгиба слегка подрагивающих бедер. Это была невероятно волнующая игра, которую даже эротической не получалось назвать. Это было что-то более древнее, изначальное. Двое обнаженных на берегу моря под светом полной луны пьют вино и смотрят друг на друга. Словно мир только что сотворён, еще дышит жаром создания, и все чувства — новые и первозданные.

Тонко звякнули два пустых бокала, когда их опустили в корзинку. А двое обнаженных опустились на плед.

Он точно знал, что должен услышать от нее эти слова. Он был уверен, что услышит их. Надо просто…

Просто надо покрыть поцелуем каждый миллиметр совершенного женского тела. Слизать каждую каплю соленой морской воды — отовсюду. Не пропустить ни одного сладкого местечка.

И за исполнение этого плана Константин принялся незамедлительно и тщательно. Поцелуи были везде — округлые плечи, изящные ключицы, литые груди, крепкий и мягкий животик, гладкие разведённые бедра. Кожа ее на вкус была соленой и одновременно сладкой. Он добрался даже до ступней, но заветных слов не услышал.

Ладно, это пока. И Костя припал губами к главному сладкому местечку. Не оставил там нетронутым ничего. Темный пляж оглашали громкие и почти жалобные стоны. Всхлипы. И слова. Его имя и «пожалуйста». «Костя, прошу, пожалуйста». Прекрасно, но не то.

По-хозяйски притянул разверстые женские бедра. О презервативе вспомнил, но и только. Пронеслось кометой в голове «Выйду, успею», «Есть же таблетки» и даже «Ну и ладно, можно и ребенка». Последнее бы Константина изумило донельзя, если бы он был в тот момент в состоянии думать.

А он не мог. Им в тот миг владели лишь желания, и не одно, а целый спектр. Разбираться в их хитросплетениях не было никакого смысла, и он просто взял. То, что принадлежало ему. Изначально, сейчас и всегда.

Теснота, жар, ее рывок навстречу ему. Умоляющее «пожалуйста». Но он медлит, неспешен практически до издевки. А ему нужно, очень нужно услышать те самые слова. Еще несколько минут этой медлительности, ее жаркого шепота — и уже он готов ей сказать. Все, что она захочет услышать от него. Если не скажешь ты, скажу я, слышишь, девочка моя?!

Анечка начинает дрожать, до боли вцепляется в волосы на его затылке.

— Костя, Костенька, Ко-о-остя…

— Да? Что? Что, моя хорошая, говори! — он замирает.

Она протестующе стонет на остановку, а когда движения возобновляется, дыхание ее становится совсем шумным, в хрип. И сквозь рокот крови в собственной голове он слышит:

— Я… тебя… люблю!

Ликование, которое наполнило его душу при этих словах, сравнить Косте было не с чем. Не испытывал ничего даже близко похожего на это чувство ошеломительного восторга, затопившего его.

— Да, моя сладкая, моя нежная, моя…

Темп движений становится внезапно быстрым, так необходимо им стремительным. Освобождение пришло одновременно, оставив их обессиленными, ее под ним.

Но ответного «люблю» Аня не услышала.

Глава 9. Я вам не скажу за всю Одессу