Наш класс не бог весть какой мир. Мирок, я бы сказал. Вместо неба – потолок, вместо земли – пол. Вместо бескрайних просторов, лесов или хотя бы гор – стены. За окнами, конечно, есть небо, но это именно небо без каких-то претензий на нечто большее – просто картинка за окнами класса. Что может быть сложного в том, чтобы мысленно воссоздать парты, стулья, учительский стол, школьную доску и другие предметы интерьера нашего класса? Правильно, ничего. Совсем ничего сложного. Вот только почему тогда у меня ничего не получается? Я простоял с закрытыми глазами, не двигаясь уже четверть часа, и меня не покидало стойкое ощущение, что ничего не вышло. Все эти столы, стулья, окна, стены, словно сговорились и наотрез отказывались верить моей воле в том, что им необходимо оказаться за этой дурацкой дверью. Я вздохнул, стиснул зубы и снова, в который уже раз приступил к работе. Парты. Я сижу за второй в правом ряду, сразу за Соней. Катя и Рыжий занимают места в первом ряду слева, у окон. Парта Семена вечно разрисована – его рук дело. Марина Яковлевна регулярно заставляет отмывать ее, но на Рыжего такие меры не действуют – его тяга к «творчеству» остается непобедимой. Сергей сидит за второй партой в среднем ряду, сразу за ним – место Клауса. Учительский стол. Он стоит на возвышении у окна. Сразу за ним – школьная доска. Какие-то плакаты… Нет, не будет никаких плакатов.
– Максим, – голос Учительницы выдернул меня из сосредоточенного напряжения, и я открыл глаза. – Может быть, стоит уже проверить, что у тебя получилось?
– Я не уверен, что справился, – мне было чертовски сложно признаться в собственном бессилии.
– Ты справился, – уверенно сказала Марина Яковлевна. – За твоей дверью уже нет степи.
Конечно, я ей поверил. Но почему на сердце так тревожно?
– Открывай, – и встала рядом со мной.
Круглая ручка удобно легла в ладонь, провернулась под давлением, раздался щелчок, и дверь открылась.
– Получилось, – выдавил я, все еще не веря собственным глазам.
За порогом был наш класс: парты, стулья, учительский стол, доска, окна… Мысли вдруг споткнулись и замерли в нелепой прострации. Странная мутная одурь охватила сознание, и мозг будто превратился в вишневое желе. Почему-то запахло корицей. Не понимая, что происходит, я продолжал пялиться на окна, за которыми было бездонное небо. С заметным усилием, таким неожиданным, что я сам удивился, до меня дошло, что это самое небо выглядит совсем не так, как должно. Оно было красным, светло-красным, но отнюдь не розовым, а цвета разбавленной крови. Почему-то это сравнение рассмешило меня, и я точно очнулся, выпутался из липких тенет странного дурмана. А еще я заметил еще одно отличие этого места от нашего класса – слева от доски, сразу за учительским столом, была дверь. Словно заметив мое внимание, она открылась, … и в следующий миг моя дверь захлопнулась, а в воздухе еще несколько секунд чисел запах корицы.
– Это не наш класс, – как-то слишком спокойно сказала Марина Яковлевна, снимая ладонь с дверной ручки. В следующую секунду дверь превратилась в серый пепел, который тотчас подхватил ветер. Он бережно отнес его далеко в сторону и там развеял.
– Я даже не вспомнил про небо.
– Это и было ошибкой, – кивнула Учительница.
– Куда же я открыл проход? – удивился я.
– Это неважно, – пожала плечами Марина Яковлевна. – Важно то, что ты подвергся опасности, открыв дверь в совершенно неизвестное место.
– Там как раз кто-то заходил в помещение, – сказал я.
– В такие двери заходить нельзя, – неожиданно резко бросила Учительница. – И лучше не знать, кого вы там могли увидеть. Ты недоработал проход, и открыл дверь в совершенно иное место. Да, очень похожее, но совсем не то. Ты уже понял, в чем ошибся.
– Небо, – кивнул я.
Марина Яковлевна долго смотрела на меня, потом вздохнула, чуть заметно улыбнулась.
– Ты на удивление быстро смог открыть проход. Мало кому удается сделать это с первого раза. И ты не просто открыл проход, ты открыл его вообще в другое место… Ты должен помнить, это касается и вас, – она оглядела всю группу, – что при создании дверей категорически запрещается спешить. По крайней мере, пока вы не овладеете этой техникой в должной мере… Что, Семен?
– Марина Яковлевна, – сказал тот, – почему проход в неизвестный сон может оказаться смертельно опасным? Даже если Макс зашел в свою дверь, что помешало бы ему в случае возникновения опасности проснуться?
– Семен, ты плохо меня слушал, – поучительно ответила Марина Яковлевна. – Я не говорила, что опасность может возникнуть. Я сказала, что смертельная опасность обязательно возникнет, если осмелиться и шагнуть в иной мир. Если бы Максим вошел в свою дверь, он не смог бы проснуться.
Лица ребят вытянулись, а Соня негромко охнула. Что же до меня, то я вдруг почувствовал, как предательски дрогнули и едва не подогнулись колени. И меня поразил обыденный тон, которым Учительница сообщила, что я не смогу проснуться.