Уссурийские тигры

Миновав швейцара, который искал меня глазами в надежде оказать платную услугу, я вошел в зал. Свободные места располагались отдельными вкраплениями, но компании по соседству меня не устраивали. “Внутренний" голос" подсказывал мне не подсаживаться в общество одних женщин, преклонного возраста, одних мужчин и тем паче в общество лиц кавказской национальности. Надо искать что-то похожее на себя. Пройдя до конца зала, прямо перед оркестром, я уперся взглядом в Сашку Мурашова — командира отделения в моем взводе. Он что-то с жаром доказывал сидевшему напротив Шуре Гурьину, тоже с нашей роты, только с первого взвода. Меня они не видели и продолжали орать друг на друга, по-другому это не назовешь. Рядом с ними, за столом сидела компания из двух пар, которые общались между собой таким же способом.

— Лучше бы им перейти на азбуку глухонемых — подумал я, рассматривая название ударной установки, находившейся в метре от нашего стола.

После крепких объятий мы все стали искать мне свободный стул. Усевшись спиной к оркестру, чтобы хоть не видеть этих гусляров, я сразу включился в общий рев.

— Через двадцать минут получасовой перерыв — просветил меня Мураш — так что потерпим.

Звать официанта бесполезно, ребята выясняли между собой старые ротные дела, в которые я посвящен, не был, и я начал осмотр зала, пока он не утонул в сигаретном дыму. Публика была разношерстная, молодежь больше танцевала, чем выпивала. Мой взгляд блуждал по залу, пока не остановился на девушке, которая сидела напротив меня, через стол, в компании себе подобных. Она, почувствовав мой взгляд, повернулась и тоже посмотрела на меня. Взгляд ее длился чуть больше, чем простое любопытство, она слегка улыбнулась и подмигнула мне.

Щеки мои враз стали пунцовыми и я, не выдержав взгляда, отвел глаза. Мураш, который видит на все 360 градусов, сразу начал вертеть головой, в попытке отыскать чего это я увидел, но на его беду за спиною у него сидел габаритный товарищ, заслонивший Мурашу весь обзор. Ансамбль заиграл " Старинные часы". Эта песня повторялась уже в четвертый раз. Я поднял глаза на мою пассию, она была увлечена разговором, и мне удалось полюбоваться ею подольше.

Девушка была в высшей степени призывная. Высокого роста, каштановые волосы, собранные сзади в пучок, красивые в пол-лица глаза. Черная водолазка прекрасно очерчивала ее фигуру до пояса, дальше мне мешал стол, на который она, оперившись локтями, и, подложив руки под подбородок, слегка наклонив голову, беседовала с соседями за столом. На соседей я даже не смотрел.

— Надо танцевать пока не начался перерыв — решил я и, дождавшись окончания Старинных часов, поднялся, в надежде, что сейчас будет тоже что-то медленное.

Сзади бодрый голос извинился в микрофон и объявил перерыв. Я обернулся к оркестру, с целью упросить их сыграть еще, но ребята уже покидали сцену. Обернувшись назад, я посмотрел на мою будущую пару и увидел, что она смеется, глядя на меня. Смеялся также Мураш с Гуриным, в общем, все смеялись, и я засмеялся, легко так засмеялся, потому что ее глаза говорили мне, что все равно дождутся моего приглашения.

От пережитых волнений очень захотелось есть. Приманив официанта, мы в течение десяти минут получили приличный ужин. Выпили за прошлое и приготовились выпить за настоящее. Мураш светился как новый самовар, его назначили начальником вещевой службы Уссурийского суворовского училища (оказывается, в городе есть и военные студенты). Место было действительно шикарное. Сашка Гурин получил назначение в Посьет, на границу с Кореей, там год — за полтора, тоже неплохо. Когда я рассказал о своей части, которую в городе называли почему-то "рисовой бригадой" в ответ раздался дружный смех.

— Смейся паяц над разбитой любовью — ответил я на подначки Мураша. Сейчас меня мало интересовал понедельник, впереди была суббота и воскресенье, а напротив сидела "первая" красавица Уссурийска.