Усталость сюзерена

Храм был полностью разрушен. Вероятно, это сделали варвары, хотя не исключено, что постарались и простые любители. В просторном склепе находилось семьсот гробов. Кто-то низверг статую Иисуса Навиева, - ее электронные потроха были разбросаны по полу. Некогда сияющие глаза святых слепо взирали со стен. А на дворе утро рассыпалось по улицам, до краев заполняя их незавершенными снами, и мне все казалось, что явился я сюда по несчастному стечению обстоятельств. "Ты приди, моя смерть, и удалюсь я, моя жизнь". Так было сказано в писании тритонян. Эпоха, эпоха... Ты кишела неохристовыми сыновьями и неоеретиками. О да, великое множество их было... когда-то - до Нового Потопа. А ныне - лишь мертвенность окрест. Я встал против леса погасших электроканделябров. Грозно молчали гробы. Я знал, что в одном из них лежит ОН. Но в каком именно? Быть может - в том, что с потрескавшейся политурой? Или - в этом, с рассохшимся от старости окладом? Разгибернетизированные, с впавшей кожей, мумии источали удушливый запах кремниевого фемиама. В каком из вечных костюмов ТЫ? В каком?.. Я щелкнул пальцем пластмассовую птичку под разрушенной аркой, и она запела: "На дворе опять свинцовый дождь пошел...". До чего же трогательно, боже мой! Я настороженно оглядывался, - не дай бог выскочит навстречу какой-нибудь жестяной болван, припершийся сюда со Звездного Перекрестка. Уж я-то знаю: нет ничего свирепее робота, в чью башку столетия назад бунтари-анархисты основательно вдолбили, что первого же встречного гуманоида следует тут же превратить в месиво физических стоимостей. Я спустился в подземелье, затопленное водой. То и дело мимо проплывали клочья перфорированных листов с цифровыми записями. Полнейший хаос. Склоняясь над водой, ты рискуешь упереться взглядом в расплывшееся, словно медуза, лицо утопленника, которое непременно подмигнет тебе. Я старался не нагибаться. За исключением тех случаев, когда приходилось высвобождать зацепившуюся за арматурные прутья одежду. Говорят, в стародавние времена люди, расставаясь, желали друг другу доброго здоровья. Не знаю - не знаю, может, так оно и было. В мое-то время уже иные слова вылетали сквозь вырез конопляного капюшона: "Чтоб тебе медленно гнить!". Когда же родилось это пожелание? Думаю, это было очень давно. Я осторожно прошел между бурлящими водоворотами гнусной жижи, обильно выплевываемой канализацией, по которой шествовал Повелитель Туннелей со свитой жаб, уродливых леших и водяных. Прости, Пресвятая Троица, но правдива ли притча тритонян о Варухе? Подобно мне одиноко бродил он в безнадежных поисках того, к кому мог бы обратить свое пожелание: "Умри быстро и без мучений!". Но никого не встречал он, так и греб, сидя в корыте своего гроба, отчаянно взывая: "Боже! Ну, где же ты, Боже?" - "Я здесь, - отвечал с купола затопленого собора Сюзерен. Чего тебе надо, последний из живых?" - "Меня окружают мертвецы! Не хочу я этого! - кричал Варух. - Устал я! Убереги от твоего тлена, Господи! Сниспошли мне живых, не оставляй подыхать в этой мерзкой вони! Кто же после меня будет славить тебя? Или по сердцу тебе слова: "Чужое несчастье - есть хорошо!?". Сюзерен задумался. "Ладно, - изрек он. - Дам тебе жену, но большего не требуй!" Он вырвал самое нижнее искусственное ребро Варуха и собрал из него Теву. Прошло десять лет, вернулся Сюзерен и видит: Варух снова один. "Где твоя жена, человекоподобный?" - вопросил Сюзерен. - "Я убил ее, Боже!" - сознался Варух. Но не выглядел он взволнованным. "Почему же так, сынок? Почему, творение мое?" - запричитал Сюзерен, потрясенный деянием своего чада. "Надоело! - спокойно ответствовал Варух. - Десять лет жил я с ней, познал ее с головы до пят. Надоело! Разве можно жить десять лет с одной женщиной, которая изо дня в день становится все болтливее?" "Молчи, несчастный! Не годишься ты в мученики! - возмутился Сюзерен. - О чем же ты просишь меня сейчас?" - "Дай мне много людей, Боже, и смотри, что сделаю я! - начал уговаривать его Варух. - Пошли меня в любую страну, хоть в рай, хоть в ад, но где есть люди - скопцы, поглощенные прениями, или страстолюбцы, обратившиеся в желания, или мясники, утонувшие в крови! Лишь бы их было много!" - "Да будет!" - изрек Сюзерен. Минуло еще десять лет. Варух уже жил в стране тритонян, - единствeнной уцелевшей после страшных наводнений, ниспосланных, по мифу, Богом. И опять явился Сюзерен, но что он видит! - коленопреклоненный Варух отчаянно молится. "Что стряслось, дитя мое?" - сдвинул брови Сюзерен. "Пожалей меня, Боже, не хочу я более пребывать в этой стране, уведи меня отсюда!" - "Как же так, чадо мое? Не ты ли на коленях вымаливал множества?!" - "Прозрел я, Боже, на этот раз точно прозрел, правду тебе говорю. Увидел хитрость, силу и глупость, удручающую глупость среди сродных мне душ. Чужой я здесь, среди стольких человекоподобных не могу себя обрести! Уведи меня - это последнее, о чем молю тебя!" - "Эх ты, бедолажный получеловече! - горько вздохнул Сюзерен. - Тебе нигде не будет хорошо".