Устами Буниных. Том 2. 1920-1953

Утром с Леней были у Герцена, положили цветов к его подножью […] каким он был русским интеллигентом и кто скажет, что он полу-немец и полжизни прожил на западе. […]

9 ноября.

Вчера были у Кугушевых. Видели новых их соседей, которые совершенно живут по-американски: сняли хуторок и все делают сами. Чистота, порядок. 60 кур. […] По рождению они сибиряки, по фамилии Самойловы. […]

Читаю Ундсет. […] все же Нобелевская премия слишком большая награда.

Читала Эклезиаст. Что за прелесть! Как вообще неровна Библия — от высшей поэзии до скуднейшей прозы. […]

11 ноября.

Начала читать «Бесы». Первая глава удивительно хороша. […]

15 ноября.

Вчера были у Мережковских. Д. С. в необыкновенно хорошем настроении — как у него [?] всегда хорошо сказывается материальное благополучие. Он становится добр, остроумен, блестящ.

«Совр. Зап.» не взяли воспоминаний о брате Ек. М.⁷ […] Говорили о Сирине. Д. С. сказал: «Боюсь, что все это мимикрия». […] «Нужен только тот писатель, который вносит что-то новое, хоть маленькое. А даже Флобер мне не нужен, — ну, великолепная фраза, а дальше что? Вот Стендаль — другое дело, его отношение к Наполеону». «Меня занимают только скучные книги, только они и интересны. Вот „Капитанская дочка“ — ее съешь как конфетку, а Маркса или Канта — их читать все равно, что нож во внутренности вводить и там поворачивать. Но такие-то книги и нужны, они-то и делают эпохи. Это я так говорю, что моя „Атлантида“ скучна». Он советовал прочесть из нее конец и начало — середина скучна. […]

23 ноября.

[…] Опять разговор о Фондаминском. Дм. С. хорошо сказал: «Вишняк лучше, там все ясно, а Илюша это хорошо нарисованная дверь в стене, хочешь войти, а не можешь. У Вишняка же есть где-нибудь вход и кто ему по сердцу, тот входит свободно». […]

Я сказала Дм. С, что мне нравится «Атлантида», что читаю ее с удовольствием, порой трудно оторваться. Он ответил, что она дает ключ к пониманию христианства, беспорочного зачатия, догмата Троицы. И стал объяснять, но я не слышала, т. к. З. Н. начала со мной разговор о нашем завтраке у них. […]

18 декабря.

Возвратили «Старый Пимен». Милюков написал, что двойной фельетон для Иловайского давать нельзя. Значит, в «П. Н.» можно вспоминать лишь о левых. […]

25 декабря.

[…] Я в этом году прямо нищая, а у Яна тоже брать нельзя, все идет на первые потребности. Молодежь никогда так мало не зарабатывала.

Все время во мне живет непроходимая тоска. Огорчает, что ничего нельзя послать в Ефремов. И ничего не знаем мы про них. Как все Бунины рассеялись: Ефремов, Ростов, Орел, Воронеж, Москва, Грасс.

26 декабря.

Из письма Троцкого⁸ Полякову⁹: «…Фридрих Беек дал мне свою карточку к проф. Лундского университета Зигурду Аграллю, дабы я с ним познакомился и побудил снова выставить кандидатуру И. А. Бунина¹⁰. Конечно, я это сделаю. […] Посещу также Копенгагенского проф. Антона Калгрена, с которым намерен побеседовать относительно кандидатуры Бунина и Мережковского. Все это, как видишь, чрезвычайно серьезно. Друзья Бунина должны взяться за дело!»

30 декабря.

Получена книга от Thomas'a Mann'a со следующей надписью: «An Ivan Bunin, zum Dank fur 'La Giovenezza di Arseniev' in herzlicher Bewunderung. Munchen, Weihnacht 1930. Thomas Mann». […]

31 декабря.

[…] Дождь ужасный. Как приедут Зайцевы?¹¹ И звонок от них, решили, что приедут завтра.

Купили фиников, изюму, малаги, печенья, бананов и мандаринов и бутылку вина. […] Все это поделили по-братски, съели и выпили, вернувшись с прогулки. […] Все уже спят.

1931

1 января 1931 г.

Одиннадцатый раз встречаем Новый Год во Франции, третий, нет, даже четвертый — в Грассе. И тринадцатый раз не в Москве.

Завтракали у нас Зайцевы. […] Говорили насчет И. А. Ильина. Он имеет большое значение в Германии. […] Шла речь о Гиппиус и Тэффи. Зайцев считает, что Тэффи — падший ангел, а Гиппиус просто зла, что у Мережковских любовь к интригам просто из любви к искусству. Мы говорили, что Мережковский умен, но нарочно притворяется юродивым, т. к. этим ему легче выделиться. Он неискренен, когда ругает Толстого, делает это для того, чтобы уничтожить в литературе то, что ему самому недоступно. А Достоевский — источник для него самого. З. Н. же не понимает истинной красоты Толстого, ее ум абстрактнее и ей Достоевский должен быть ближе.

— Недаром, — сказал Ян, — Карташев говорил, что именно в ней есть ведьминство: «Мне всегда вспоминается наша семинария, в стенах которой идут трубы. И вот иногда туда проваливалась галка и там трепыхалась. Вот так и душа З. Н.». […]

Говорили о Фондаминском, с которым Зайцев подружился за поездку в Болгарию. Он думает, что в конечном итоге он слабый, несмотря на мудрость, на самопожертвование, на энергию. […]

4 января.

[…] И. И. (Фондаминский. — М. Г.] рассказывал. Мы слушали.

О политике: Германия — сумасшедший дом. Все взоры обращены на большевиков. Ждут войны: большевики должны стереть Польшу и соединиться с Германией. Франция не вступится. […] Весь вопрос теперь, решатся ли рискнуть большевики или нет. Надежда, что не решатся. Керенский хочет войны, а И. И. боится. […]