Читаем Устами младенца. Соцгород – 2 полностью

Они в тот вечер долго лежали на кровати, просто молча, просто не думая ни о чём. И Пульхерия поняла: Григорий не влюблён в неё. Он просто проводит своё время с ней. Как мужчина проводит время с женщиной. Но это не то высокое, космическое чувство. Это вообще не чувство. Это просто страсть. Физическое влечение. Весна же…

Нет, не потому, что Пульхерия была не красивой женщиной. Скорее, наоборот, стройняшка и секси! Грудь высокая, четвёртого размера, бедра крутые, ноги стройные, волосы шёлковые, ниже плеч, густые. Одежда всегда модная, с иголочки, дама при деньгах, работа у Пульхерии была престижная, дети в школе…И мама тогда была жива, помогала, чем могла. И сестра. И подруг навалом. Но не зажглось у Григория, лишь после Пульхерия поняла – её любовник просто сладострастен, охотник до баб и любитель клубнички, этакий мартовский кот.

Значит, он кот!

А кот – это не медведь. Точнее не мишка косолапый. Поэтому эсемеску написал не он. И ещё…эти виденья после выписки из женской больницы. Долгие разговоры с не родившимся Гритом. Он говорил устами младенца. И он излагал правду. О, вы изовравшиеся, изолгавшиеся, вы, вы…вам нравилось целовать друг друга, ласкать, изнемогать в сладости вожделения, сближаться, вникать друг в друга, раздвигать ноги, касаться колен, трогать, ласкать тело, лизать языком шею, ключицы, касаться сосков, подмышек, животов. Ну, право же, как маленькие…такие беззащитные…грешить грешили, а как отвечать, так не хотите…что же вы наделали? Зачем? А ещё про любовь говорили. Вы любили только себя. Самих себя. Но я вас прощаю. Я всё равно буду кружиться возле вас. Я – пушистый кровяной комок, я буду котёнком тереться возле ваших ног, да я и есть – котёнок.

Пульхерия вздохнула с облегчением. Значит, точно, не мишка косолапый, и никакого отношения к лесному зверю Грит не имеет. Пульхерия закрыла глаза и словно провалилась в глубокий, полуобморочный сон. Грит прилёг рядом, ему было холодно, Пульхерия накрыла его пуховым одеялом, прижалась к нему, ощущая бренность своего существования, своей ничтожности. Кому она вообще нужна? Мужу, ой, не смешите меня. Детям? Да. Конечно, мальчики росли дружно, они были погодками – Антон и Венедикт, оба белокурые, голубоглазые. Они могли подолгу играть друг с другом, не ссорясь. Идеальные дети, тихие и послушные. А ещё мама – Нонна Кизиловна Васильева. У неё распухли ноги, она плохо передвигалась, её мучало давление, щемило позвоночник. Мамуля…

Грит дрожал. Говорят, не родившиеся дети, словно не отпетые существа, по ночам они прыгают по веткам, издают странные звуки – то ли кличут кого-то, то ли блазнится, что кличут, скорее всего, занимаются своими делами.

Они так и остались в междомирье.

А там свои дела.

Если прислушаться, то можно услышать правду.

Правду – устами не рожденных младенцев.


3.


И всё-таки кто он, написавший сообщение, словно взбаламутивший всю жизнь Пульхерии Васильевны? Как со дна озера поднимались обрывки воспоминаний, разложить, как полотно перед собой все встречи и прощания не получалось. Один обрывок царапался и кололся, тянул за собой другой. Вот если бы можно хотя бы что-то переиначить, сгладить углы, просто повести себя по-другому, отреагировать не так остро или, наоборот, более бурно.

Но, как говорит психолог, что случилось, то случилось, надо воспринимать себя такой, какая есть. Несколько лет тому назад Пульхерия обокрали. Она торопилась на троллейбус, вскочила на подножку, быстро схватилась за поручень левой рукой. Правой нащупала в кармане тяжёлой сумки деньги на проезд. Рядом стоял мужчина, он делал вид, что помогает. Пульхерии. Позади стояла женщина, она просила пройти дальше в салон Пульхерию. Кто из них двоих вытащил кошелёк из сумки, Пульхерия не поняла. Затем произошла кража на даче, зачем-то разбили окно, перерыли старые вещи: кастрюли, ложки, вилки валялись повсюду, бабушкина шкатулка хохломской росписи, старые вещи, какие-то тряпки, цветной ситец, голубоватый лён, шёлковое платье, чулки, детские майки Антона и Венедикта, носки, дешёвые статуэтки…

Затем у Пульхерия стали красть темы её брошюр по оздоровлению организма, изыскания древних опытов, рекомендации по завариванию чая из трав. Однажды «Один хороший знакомый» кинул Пульхерию на большую сумму денег, сначала попросил взаймы, а потом просто не вернул. Пульхерия даже пистолет тогда приобрела. Лёгкий такой дамский. Пули у этого орудия были лакированные, Пульхерия ловко научилась заряжать патронами барабан, прицеливаться. Несколько раз она ходила в тир, училась нажимать на курок, прищурив глаза. Но меткости не хватало. Стрелок из Пульхерии получился никудышный. Разозлившись на Одного хорошего знакомого, оболгавшего Пульхерию, вконец обидевшись, она положила свой «пистик», как говорили Антон с Венедиктом, в сумку и отправилась на прогулку, хотелось просто выдохнуть. Тогда «Один хороший знакомый» написал про Пульхерию неприятные вещи в соцсетях, переврав все статьи Пульхерии на свой лад, назвав её «крашенной куклой», продавщицей, необразованной и гнусной тварью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Птичий рынок
Птичий рынок

"Птичий рынок" – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров "Москва: место встречи" и "В Питере жить": тридцать семь авторов под одной обложкой.Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова. Издание иллюстрировано рисунками молодой петербургской художницы Арины Обух.

Александр Александрович Генис , Дмитрий Воденников , Екатерина Робертовна Рождественская , Олег Зоберн , Павел Васильевич Крусанов

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Современная проза