Устанавливая правила (СИ)

Должно быть, именно так она узнала мой номер.

Не окольными путями и не через общих знакомых.

Нет. Она его украла.

Я выхожу из файла, задаваясь вопросом, что ещё она сделала, когда получила доступ к нашим серверам. Она могла пробраться на мой компьютер, подглядывать за мной через веб-камеру… Размышляя, я потираю подбородок. Что бы она ни искала, я точно знаю, — она этого не нашла. Иначе зачем бы она продолжала дразнить меня?

«Потому что ей понравилось», — шепчет внутренний голос.

Нет. Я был бы наивен, если бы думал, что она пошла на все эти трудности ради оргазма или двух. Она определённо чего-то хочет от меня.

Все всегда чего-то хотят.

Даже самые подозрительные люди.

Пятнадцать лет тому назад

Похороны отца были первыми, на которых я побывал. Мать настояла, чтобы прощание проходило на открытом воздухе, так в нём сможет участвовать больше людей. Она обратилась в специализированное агентство и заказала гроб из красного дерева и дуба с отделкой из чистого золота, на котором выгравировали логотип Rules Corporation. Перед церемонией я обвинил её, что она перестаралась с количеством скамей. Однако теперь мне хочется, чтобы их было больше.

Куда бы ни повернулся, я вижу только незнакомые лица и шевелящиеся губы, шепчущие моё имя. Я чувствую удушье. Я потерял счёт людям, которые выражали соболезнования и смотрели на меня, пытаясь понять, правда ли то, что они прочитали в газетах.

Мне хочется закричать, сорвать галстук и бежать, пока не потеряю все силы, но это было бы неуважением к отцу. Он не заслужил скандала, который разразился в нашей семье после его смерти, как и не заслужил того, чтобы его дело закрыли так быстро.

Адвокат Бейли посоветовал мне посмотреть на положительную сторону, оставить всё позади и двигаться дальше. Я не думаю, что смогу это сделать, пока не узнаю правду.

Если отец совершил самоубийство, я хочу выяснить, почему.

А если нет, то я хочу знать, кто в него стрелял.

Мама хватает меня за руку, пряча лицо у меня на плече. Она рыдает уже не меньше часа, но платок, которым постоянно промокает глаза, сухой. Однажды я слышал, как отец сказал ей, что у неё гораздо лучше получается симулировать оргазм, чем плакать. Мне хочется оттолкнуть её и сказать, чтобы она прекратила, но я продолжаю играть роль преданного сына и обнимаю.

Люди вокруг нас шепчутся. Осуждают. Рассматривают.

Я ищу стройную фигуру Бейли. Он высокий, выше, чем был мой отец. Я быстро нахожу его голову, он смотрит в мою сторону. Его губы едва шевелятся, имитируя слово, которое могло бы быть «позже». Но сказано это не мне. Я оглядываюсь, пытаясь понять, с кем он разговаривает, когда мама высвобождается из моих объятий и выпрямляет спину. Она снова протирает глаза, но не для того, чтобы высушить их, а чтобы скрыть незаметное движение, которым она реагирует на Бейли.

Внезапный шум, похожий на гром перед грозой, приводит меня в чувство. Гроб отца опускают в могилу, и девушка вручает цветы тем, кто хочет отдать ему последние почести. Это красные розы на длинных стеблях, как просила мать.

Их стебель покрыт шипами.

Один за другим гости подходят и бросают цветы на гроб. С неба начинает падать мелкий, лёгкий дождь, делая этот печальный день ещё более мрачным, а аромат роз интенсивнее. От этого меня тошнит.

Кто-то укрывает меня зонтиком, защищая от воды. Я бы хотел, чтобы это была мама, но она исчезла. Я тоже ухожу. И уже собираюсь сесть в машину, когда моё внимание привлекает движение в гуще леса. Я прошу водителя подождать и направляюсь к фигурам в чёрном, которые спорят.

Это мать и адвокат Бейли.

Внезапно прошёптанное губами «позже» приобретает смысл. Я пытаюсь пробраться поближе, чтобы услышать, о чём они говорят. Мать стоит, скрестив руки. Мысок туфли постукивает по земле, пока она безучастно смотрит на него.

— Можно узнать, чего ты хочешь?

Бейли приближается, пока не оказывается в шаге от неё. На его лице насмешливое выражение, руки засунуты в карманы.

— Бренда, тебе стоит лучше научиться плакать, иначе кто-нибудь поймёт, что у тебя нет сердца.

— Кто-то, кроме тебя, имеешь в виду?

Я наклоняюсь достаточно, чтобы увидеть долговязую фигуру Бейли, возвышающуюся над маленькой фигурой матери. Хоть он и находится рядом с ней, мужчина старается не прикасаться к ней; будто сама мысль об этом вызывает у него отвращение.

Я уже почувствовал некоторую враждебность между ними, когда после допроса Бейли отвозил меня домой. На мгновение мне даже показалось, что он почти хочет обвинить её в чём-то. Я просто не понял в чём.

Слышу, как мать вздыхает. Она поднимает руку, скучающе разглядывая свои ногти, покрытые красным лаком.

— Если у тебя больше нет жемчуга для меня, я бы вернулась на вечеринку.

— Это не вечеринка, а похороны, — поправляет Бейли.

— Зависит от точки зрения. С моей точки зрения, это банкет с интересными блюдами.

Бейли издаёт сдавленный возглас.

— Я должен был догадаться, что такой стервятник, как ты, не задержится надолго, не нацелившись на новую добычу.

То, как мать улыбается ему, леденит мою кровь.