Я говорю: «Иван Яковлевич, я не держусь за это место. Меня церковь поставила. А если церковь, то пусть она меня и снимает. А через церковь воздействовал Господь. Я не держусь, но если я сам откажусь, то я буду виновник перед Богом и перед церковью. Если церковь скажет, учтя какие - то мотивы, что все мы тебя отстраняем, то я свободен тогда, и на себе не буду нести ответственности».
Он уехал, не стал церкви говорить. А я братьям сказал, что приезжал Иван Яковлевич с такими вопросами, чтобы я отказался. Они не поверили и поехали к нему. Потом приезжают оттуда: «Да!» Затем этот Иван Яковлевич приезжает второй раз уже на членское снимать. Но церковь не согласилась. Он уехал. Приезжает третий раз. Его же посылают и посылают, а он никак не решит вопрос. Между молотом и наковальней. И вот он говорит: «Знаете что, если мы это не сделаем, и если вы его не отстраните, значит община подвергается закрытию. Я предлагаю снять его с пресвитерства и избрать другого».
Я говорю: «Давайте мы послушаемся Иван Яковлевича и изберем другого брата. Я предлагаю кандидатуру Хламова Семена Васильевича. Согласны?» Все: «Согласны».
Мы еще немного раньше решили, что Хламов принимает церковь. Но мы так сказали, что все останется на местах, а для документа дадим, чтобы они успокоились.. И так сделали. Служение продолжалось на своем месте, и Хламов был, и я вел служение. Все как было. Опять приезжает через месяц Татарченко и говорит, что вы же сдали другого пресвитера, а служение у вас ведет как было это не должно быть. И вот здесь у нас с ним состоялась еще одна беседа ночью. Я ему говорю: «Иван Яковлевич, я имел откровение от Бога и о ВСЕХБ и о вас. Мне очень вас жаль». Я сейчас не останавливаюсь на этом откровении, но это было лично. Когда я с Татарченко знакомился, он только приехал и приглашал для ознакомления с пресвитерами Хотел знать кто такой пресвитер, его духовное состояние, семейное положение. О церкви: какое количество, какая духовность церкви. Вот так он знакомился. Настал черед, и я к нему туда приехал. И вот когда мы с ним знакомились, мне ночью снился сон. Я этот сон истолковал как о нем и о ВСЕХБ, что должно быть большое пламя на пароходе. Я это рассказал ему еще тогда, а потом прошло 2 года, и это случилось. Я ему говорю: «Помните я вам рассказывал, Иван Яковлевич». Он говорит: «Помню». Я: «И вы тогда сказали, что ВСЕХБ - это корабли с миной замедленного действия. Так?» «Так».
Я: «Сойдите с корабля, иначе вы погибнете. Мина же заведена на определенное количество времени. Сработает, и ко дну корабль идет. Сойдите». «Не могу». «Почему?» «Буду умирать, тогда скажу, а сейчас не скажу». «Иван Яковлевич, а может быть у вас речь отнимется, все может. Скажите сейчас». «Нет. Сейчас я не могу сказать». Последствия такие: он дал согласие и никуда не мог деться. Но он рассматривал это. Дал согласие, как все старшие пресвитера и многие пресвитера местные, и поэтому так случилось. Но когда он приехал и Хламова снял, тут уже нашлись такие, которые согласились на это. Церковь поднялась вся: «Мы уйдем все и будем отдельно. Мы не согласны с новым «Положением». И если вы их снимаете мы уходим». Татарченко: «Ну, это дело ваше. Мы объявляем. Вот двадцать человек». И прочитал. Все проповедники, совет. «Исключаем из членов церкви» -он так объявил. Но мы продолжали ходить в собрание. Нам ни Слова, ничего не предлагалось, и мы просто приходили послушать и уходили. Никакой работы не вели ни мы, ни с нами.
-Получается так, что Татарченко исключил вас из церкви?
Да. Он прочитал этот список и объявил, что они исключаются. Меня и двадцать человек. Но мы продолжали ходить, примерно, в течении полугода.
-А кто же проводил служение?
А уже избрали тех, которые в последствии открылись как нечистые люди. И печальный был их конец. Правда, они потом приглашали нас, каялись, исповедывались. Мы уже были в Харцызске тогда, но перед смертью, когда они почувствовали свою вину, просили, чтобы мы приходили. Не я один, мы ходили. Они исповедывались за все свои дела какие там были. Открывались там. Ну время такое было. Я их особо не виню, но и не должно было так братьям делать. Не можешь - встань в сторону, не мешай, и не бери, что ты не сможешь нести. И вот, когда мы еще ходили туда уже с проповедей, эти же братья начали говорить: «Это волки в овечьей одежде, это такие и сякие». Я после собрания говорю братьям: «Мы их раздражаем, вызываем у них какой - то гнев своим только присутствием. Они нас не вмещают. Давайте будем мы в своем городе, в Харцызске. Мы же согласились временно, так давайте уже организовывать и проводить служение».