Устройство памяти

Я мог бы многое порассказать о прошедшем десятилетии, отданном этой работе. Кое-что встает со страниц научных публикаций — этих необычных, словно скованных произведений письменности, столь же строгих по форме, как сонет, а по содержанию — четко спланированных, безукоризненно проведенных, убедительных наблюдений, опирающихся на более ранние результаты и позволяющих в конце указать направление будущих экспериментов («необходимы дальнейшие исследования, чтобы...»). Другой рассказ — о том, что стоит за этими статьями, хроника экспериментов в их реальной последовательности. Она отразила бы наши метания от одной задачи к другой, от одного метода к другому, от биохимии к поведению (ибо наша лаборатория в большей степени, чем все другие мне известные, словно сорока подбирает разные методы: нам подходит любой из них, если только а) он нам по средствам, б) он помогает нам двигаться вперед в главном направлении, и в) мы знаем, как им пользоваться, или можем найти знающих людей). Некоторые сами собой напрашивающиеся важные вопросы приходилось на многие годы оставлять без ответа, так как я не мог найти к ним подхода, не имел времени для проведения экспериментов или не знал, где найти средства для приобретения нужных реактивов и оборудования. Другие возникали и решались по обстоятельствам, когда в лабораторию приезжал специалист или появлялся диссертант, владевший нужным методом или имевший идею, способную помочь нашему продвижению в том направлении, которое без этого могло бы и не привлечь нашего внимания. Наконец, некоторые мысли приходили в голову где-нибудь по дороге домой после случайно прочитанной статьи или услышанного на конференции разговора. Иногда, когда становились известны результаты, полученные в другой лаборатории, приходилось менять план и задачу уже начатого эксперимента. Все это, как много лет назад заметил Питер Медавар в своем классическом эссе «Не надувательство ли научная статья?» [4], — неотъемлемые атрибуты исследовательской работы, которые в окончательном отчете о ней, будь то журнальная публикация или обзор, предстают в рафинированном виде, в значительной степени, хотя и не полностью, отфильтрованными, как при обсуждении данных по аплизиям и ДВП в предыдущей главе. Я никому, кроме себя, не пожелал бы работать таким образом![29]

В этой и следующей главах я собираюсь поведать две разные истории. Первая не хронологическая, а логическая: о том, как, выработав критерии, с которых я начал главу 8, я хотел найти удовлетворяющие им явления в опытах с выработкой пассивного избегания. Я надеюсь, что этот рассказ будет выглядеть убедительно, так как именно его я пытался преподнести моим коллегам-нейробиологам, но в одном важном смысле он будет не до конца объективен. Не потому, что я намеренно искажаю или неверно излагаю наши результаты, а потому, что отобрал и систематизировал их в соответствии с моими теоретическими установками и творческими задачами — это окрасит действительность в те цвета, которым я отдаю предпочтение. Вторая история совсем иная — в ней не будет четких выводов, ибо она еще не закончена и грозит снова превратить в хаос порядок, установленный мною в первом рассказе. Но она, может быть, позволит лучше представить всю неопределенность и непредсказуемость экспериментальных исследований, чем предшествующее ей гладкое изложение событий.

Но довольно преамбул и манифестов. Пора приступить к первому рассказу.

Рассказ первый — порядок из хаоса

Первый критерий: что-нибудь, где-нибудь должно изменяться