Усы и брови. Советский политический анекдот. 1300 анекдотов из дневников и доносов современников

Как-то, читая Пришвина, Сталин пробормотал: «Интересно, что это за птица дрофа». В Астраханский заповедник тут же вылетел самолет с профессором-орнитологом, и на следующий день доложили, что Сталин может увидеть дрофу. Отворилась дверь, и вошел профессор с дрофой. Сталин сказал: «Замечательная птица эта дрофа. Но зачем ее неволить?! Выпустите ее. Думаю, что профессора тоже можно выпустить». (*1945–1953)[230]

В 1928–1929 годах еще не так много оппозиционеров остужали свой пыл в снегах Сибири, и еще не было совершено убийство Троцкого. Но ссылки, как я уже об этом писал, конечно, практиковались. По Москве, Ленинграду и другим городам широко гулял приписываемый Радеку[231] анекдот: «С товарищем Сталиным трудно спорить. Ты ему – цитату, а он тебе – ссылку». (*1928–1929)[232]

Трое заключенных встречаются в пересыльном лагере. Первый: «Сижу я с 1929 года за то, что назвал Карла Радека контрреволюционером». Второй: «А я сижу с 1937 года за то, что сказал, что Карл Радек – не контрреволюционер». Третий: «А я, извините, сам Карл Радек…»[233]

Вызывает Сталин Горького и говорит: «Мы тут недавно прочитали ваш роман «Мать». Хороший роман, полезный. А не хотели бы вы написать роман под названием «Отец»?» – «Ну… я попробую, попытаюсь…» – бормочет растерянный Горький. «Да-да, вы обязательно попытайтесь, товарищ Горький. Попытка не пытка, не правда ли, товарищ Берия?»[234]

После убийства Горького, организованного Сталиным, официальная советская критика твердила, что «Максим Горький создал эпоху в советской литературе». Один советский литературовед предложил назвать эту эпоху «максимально горькой». (*1939–1940)[235]

Козловский кончил петь. Члены Политбюро загалдели: «Спойте арию…» «Спойте романс…» Вмешался Сталин: «Нельзя покушаться на свободу художника. Товарищ Козловский хочет спеть «Я помню чудное мгновенье». (*1933–1937)[236]

Глубокая ночь. Сталину не спится. Он снимает трубку. «Слушай, товарищ Молотов, ты все еще заикаешься?» – «Да, товарищ Сталин, но если надо для партии, я постараюсь…» – «Нет, ничего, спи спокойно дальше». Сталин вешает трубку и набирает номер Микояна, будит его. «Слушай, товарищ Микоян, сколько было бакинских комиссаров? И сколько погибло?» – «Двадцать семь было, товарищ Сталин, а погибло двадцать шесть». – «А, ну ничего, ничего, спи спокойно дальше, дорогой наш двадцать седьмой бакинский комиссар». Звонит Берии, поднимает его. «Слушай, товарищ Берия, ты все еще занимаешься девочками?» – «Нет, не очень. Так, иногда». – «Ну ничего, ничего, спи спокойно дальше». Сталин кладет трубку и говорит сам себе: «Ну вот, соратников успокоил, теперь можно и самому уснуть»[237].

Сталин вызвал Пушкина. «Александр Сергеевич, есть ли у вас какие-нибудь проблемы?» – «Да, жилищная. Наталье Николаевне негде балы устраивать». Сталин берет трубку: «Лаврентий Павлович, товарищу Пушкину нужна достойная квартира!» Тут же несут ордер на квартиру. «Еще есть проблемы?» – «Тянут с полным собранием сочинений, Иосиф Виссарионович! Издали два тома – и застряли». Снова Сталин звонит Берии: «Срочно помогите!» Тут же несут готовые тома. Пушкин не знает, как и благодарить. «Не стоит благодарности!» – говорит Сталин. Пушкин откланялся. Сталин тут же поднимает трубку: «Лаврентий Павлович, скажите товарищу Дантесу, что товарищ Пушкин вышел через западные ворота»[238].

Сталин смотрел постановку «Отелло». Главную роль исполнял Остужев[239]. После спектакля руководство театра попыталось узнать мнение вождя об этой работе. Сталин долго молчал, потом сказал: «А этот, как его там, Яго – неплохой организатор»[240].

«Трубка Сталина. Вредитель, непач, кулак». Виктор Николаевич Дени (1893–1946), открытка, 1930.

В сталинские времена один иностранный журналист приехал в СССР. Увидел, что в кабинете у Молотова чернильница стоит на полу под столом. Поинтересовался, почему так. «Моя чернильница, – ответил Молотов. – Куда хочу, туда и ставлю». У Кагановича чернильница стояла на шкафу. Журналист поинтересовался, почему так. «Моя чернильница, – объяснил Каганович. – Куда хочу, туда и ставлю». Журналист рассказал об этом Сталину. Сталин засмеялся. «Обормоты!» Журналист осторожно высказал мысль, что, возможно, для страны было бы лучше, если бы ею управляли не обормоты. «Мои обормоты, – сказал ему на это Сталин. – Куда хочу, туда и ставлю». (*1960)[241]

Сталин потерял трубку и позвонил в НКВД, чтобы нашли. Через некоторое время нашлась трубка, и Сталин опят звонит в НКВД, чтобы больше ее не искали. Из НКВД отвечают, что за трубку уже арестовано десять человек. «Выпустите», – говорит Сталин. «Нельзя», – отвечают из НКВД. «Почему?» – спрашивает Сталин. «Потому, что все десять признались в том, что украли трубку»[242].

Однажды корреспондент иностранной газеты спросил товарища Сталина, почему делегаты XVII съезда партии были расстреляны без суда и следствия. Товарищ Сталин ответил: «XVII съезд был съездом победителей, а победителей, как известно, не судят»[243].