Усы (сборник)

– Тут действительно какая-то мистическая история. Столько было вариантов экранизаций «Альтиста Данилова»! Три года у меня был даже контракт с Голливудом. Но наша сторона загубила все дело. Пять студий у меня пытались купить права, я скептически на это смотрел, но на «НТВ-кино» меня уговорили. Они все время рекламировали начало съемок и даже какого-то американца приглашали на главную роль. Но есть такое ощущение, что деньги уже потрачены, а бюджет фильма должен быть немаленьким, и сейчас пока все заморожено, сценарии писал не я, они купили у меня права – и все. И, по-моему, даже режиссера не смогли подобрать.

– Вернемся от экранизации к литературе. Кого сейчас в Москве считают серьезными писателями?

– Hу, скажем, Сорокина и Пелевина в Москве уже не считают серьезными писателями. А кого считают – трудно сказать… Я даже не знаю новых работ Андрея Битова. Мы все разошлись как-то в разные стороны и текстов друг друга не читаем. Толя Ким написал новый роман, но я не знаю, какой. А критика состоит из 30-летних ребят, они обслуживают свои компании и взрослыми людьми не интересуются. Поэтому в прессе мелькают одни и те же имена,

– А каких писателей любите вы?

– Таких слишком много. Но я работаю в жанре магического реализма, поэтому для меня Гоголь, Гофман, Булгаков, Музиль очень интересны. Этим летом перечитывал Салтыкова-Щедрина с большим удовольствием. Умберто Эко меня, конечно, интересует, почти все его романы.

– И его романы не кажутся вам холодными?

– Они расчетливы и, тем не менее, вызывают какие-то мысли и чувства. Его можно читать с сопротивлением и даже раздражением, а потом он, оказывается, очень воздействует на тебя. У меня даже в «Бубновом валете» один исторический персонаж – как раз из тех людей, которые могли бы стать персонажами Эко. А вот Павича я не могу читать. С одной стороны, он очень остроумен, а с другой – надоедает его игра в варианты. Коэльо совсем не принимаю, потому что это такое чтиво…

– Для бедных, да?

– Вообще-то, я не люблю это выражение. Когда у меня вышел «Альтист Данилов», главный редактор «Литературной газеты» написал, что мой роман – Булгаков для бедных. А кто такие бедные?

– По-моему, по отношению к Коэльо такое определение справедливо. Хотя «блаженны нищие духом»…

– У нас сейчас опять издателями поднимается волна, и поэтому в моде Уэльбек, Мураками и т. п. А вот Элинек, получившая Нобелевскую премию, мне понравилась. Я имею в виду «Пианистку», все остальные вещи у нее слабые. Большинство моих знакомых не принимают это сочинение, а на меня оно произвело впечатление.

– Я почему-то вспомнила в связи с Элинек свою питерскую подругу, однокурсницу по Литинституту Марину Палей. Она сейчас – известная писательница, живет в Роттердаме.

– А я ее хорошо знаю! Она была у меня в семинаре молодых писателей, и первая ее публикация вышла с моим предисловием. А потом я отнес ее повесть в «Новый мир», по какой-то причине ее дали читать Тане Толстой, и она эту повесть зарубила.

– Но зато потом в «Новом мире» вышла «Кабирия с Обводного канала», более поздняя повесть Марины Палей. Тогда публикация в «Новом мире» еще считалась очень престижной…

– А теперь эти журналы никто не читает. Главная беда, что сейчас так все заняты собственными делами, добыванием денег на прожитье, что у многих просто нет времени читать. Читают домохозяйки, поэтому женская литература такая ходовая. Та публика, которая когда-то зачитывалась «Новым миром» – врачи, техническая интеллигенция, учителя – даже они сейчас перестали читать. Самые читающие – неработающие дамы.

– Но они же мусор читают! Как вы считаете, профессия писателя будет когда-нибудь опять такой же престижной, как во времена, скажем, моей учебы в Литинституте в конце 80-х?