Им повезло — за пределами Балашихи пробка чудесным образом рассосалась, и через полтора часа голодные, измученные, но с чувством выполненного долга они подошли к берегу красивой извилистой реки. Идти было трудно — повсюду упавшие деревья, коряги, бурелом. Небо по-осеннему серое и неприветливое. Ночью первый снег опушил ветви и опавшую листву, и теперь порывистый холодный ветер горстями швырял брызги в лицо. Неожиданно тишину безлюдной местности пронзил полный страдания нечеловеческий крик. Через какое-то время крик повторился, и было в нём столько боли и безысходности, что бигль и вся троица во главе с Олегом начали напролом пробираться к источнику звука.
— А вдруг это действительно раненный медведь или взбесившаяся собака?
Заданный Кристиной вопрос заставил на секунду замедлить шаг. Воспользовавшись тем, что о нём забыли, бигль перемахнул через загородивший тропинку ствол старого дуба и с глухим лаем помчался вперёд. Лай становился всё громче, затем послышался визг испуганной собаки. За голыми ветвями осин теперь хорошо просматривался чёрный зверь с пышной как у льва гривой. Вокруг него, подбадривая себя громким лаем, юлой вертелась Влада.
— Это же тибетский мастиф! — первой идентифицировала «зверя» Милентина. — Да ещё какой! Два года назад похожего на большого чау мастиффа в Китае продали за миллион долларов.
Поначалу показавшаяся огромной собака встала, потянулась и спустилась с усыпанного жёлто-коричневыми листьями пригорка. Выглянувшее из-за туч солнце в одно мгновение преобразило лес и осветило длинношерстного мастифа, совсем не такого крупного, каким его восприняли при первом осмотре. Как он был похож на Урсулу! Но её лицо Милентина узнала бы из тысячи лиц. А это был кобель с невероятно красивой, но чисто по-мужски, мордой. Все трое почти одновременно достали из кармана лакомство — Кристина протянула собаке ломтик сырокопчёной еврейской колбаски, Олег — кусочек сыра, а Милентина — говяжью печёнку. Но эти тибетские мастиффы! Одна из немногих неподкупных пород. С грозным рычанием отвергнув сыр и колбасу, кобель повернул голову и принюхался к исходящему из ладони Милентины аромату.
— На, возьми, ешь, миленький, — Милентина положила печёнку на крупный кленовый лист, и, когда кобель наклонил голову, легко застегнул ошейник.
На более светлом подшёрстке шерсти во многих местах были следы свежей крови, но при ближайшем рассмотрении раны оказались неопасны — несколько глубоких царапин. Милентина похвалила себя за предусмотрительность — в кармане перекись, йод, вата, флакон гаммавита и шприц. Она не раз убеждалась в том, что вовремя сделанный укол существенно улучшал как психическое, так и физическое состояние животного.
У кобеля была потрясающе привлекательная мордочка, почти такая же как у самоедской лайки Бони, — высшая похвала в устах Кристины. И, в отличие от Урсулы, он, казалось, был счастлив встрече с людьми. Конечно, такую породистую собаку могли искать, но с первого взгляда Милентина поняла, что не отдаст Ламу — она с ходу придумала собаке это простое и многозначительное имя. В конце концов, шансов на выживание в этой глуши у него практически не было, раны могли начать гноиться, да и клещи вдруг активизировались — зоркая Кристина сняла с Ламы не меньше пяти кровососов.
Лама так измучился за долгие дни скитаний, что не сразу понял, куда попал. Новая хозяйка ему понравилась с первого взгляда, чего не скажешь о её питомцах. Едва он вошёл в прихожую, какие-то маленькие пучеглазые собачки окружили его со всех сторон и залились испуганным лаем. А сколько котов! И такие наглые — никого не боятся. Но рассуждать на тему who is who у Ламы не было ни сил, ни желания. Он с удовольствием опустошил миску мясного супа и, чуть пошатываясь, отправился искать подходящее место для ночлега. Сначала спать, а завтра он разберётся со всеми и постарается понравиться хозяйке — всё-таки даже в такой тесноте лучше, чем в сыром заболоченном лесу.
Наступил новый день, порадовавший почти летними красками утренней зари, голубыми проблесками неба между грудами косматых облаков, весёлым смехом домашних горлиц и приятными для слуха руладами певчих птиц. Но вскоре вернувшееся к Ламе чувство радости при пробуждении сменилось беспокойством — в комнате были только звери и птицы. В мисках — сухой корм и вода, на полу — мягкие пелёнки — не трудно сообразить, для чего они предназначены. Никто, по-видимому, не торопится вывести его на прогулку. Из кухни доносятся такие запахи, что на чаппи и смотреть не хочется, но хозяйки на кухне нет. Там только ворчливый мужик, который так долго пилил её за то, что она привела в дом Ламу. Ему лучше не попадаться на глаза. По крайней мере, пока всё не утрясётся. Но где же всё-таки эта добрая женщина? Как её зовут? Жаль, что он не успел запомнить её имя.