— Уверяю тебя, я всегда был весьма осторожен. Я не мог допустить, чтобы появилось даже малейшее основание отвергнуть мою кандидатуру по этой причине. «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня».
Анна протянул руку за чашей с вином.
— Сам понимаешь, я не сомневаюсь в твоей чистоте с формальной точки зрения. Но нельзя беспечно относиться к мнению Совета по этому поводу. Ты должен обдумать каждое свое слово.
Каиафа вздохнул и улыбнулся.
— Вы можете не волноваться, отец мой. Когда я сказал: «Ревность по доме Твоем снедает меня», я не шутил. Я понимаю, что первосвященником меня сделал Рим…
— И отец твоей жены.
Каиафа кивнул.
— Да, а также бесконечные взятки и интриги. Но я не намерен оставаться первосвященником только для Рима. Я стану первосвященником иудеев и буду служить народу моему до последнего вздоха.
— Ты хочешь преуспеть в том, в чем я потерпел поражение? — спросил Анна, изучающе глядя на зятя.
— С твоей помощью — да.
— Ты так веришь в свои способности?
— Да, но не только в них. Я верую в Хашема и в Того, Кто грядет.
— Но ты не Он, — ответил Анна, усмехаясь.
— Да, — согласился Каиафа. — Но я первосвященник. И когда в Израиле будет восстановлена добродетель, Он приидет.
— И как ты собираешься этого добиться?
— Постепенно. Но добиваться начну сразу, как только буду посвящен в сан первосвященника и помазан перед Синедрионом.
— Помазан? — недоверчиво переспросил Анна.
Каиафа медленно кивнул.
Казалось, Анна был потрясен. Поворачивая чашу, он подбирал слова.
— Ты… назначенный первосвященник. Помазанного первосвященника не было… со времен до Пленения! Ты же знаешь, многие считают, что слово «помазанник» должно относиться лишь к Грядущему, к Мессии.
— Но сейчас должно быть именно так, — ответил Каиафа, подчеркивая каждое слово. — Только так может быть восстановлена добродетель.
Анна открыл рот и снова закрыл, не издав ни звука. Поставил чашу на стол и покачал головой.
— Совет не пойдет на это! Это безумие.
— Я уже говорил с большинством членов Синедриона. Они не станут возражать.
— Уж Шимон и Гамалиил наверняка…
— Они были первыми, с кем я говорил.
— А другие?
— Разногласий не будет, уверяю тебя. Голоса уже посчитаны.
— Но… кто же совершит обряд миропомазания? Не Ирод же! Ведь он идумей!
— Нет, не Ирод.
— Тогда кто же?
— Ты, — улыбнулся Каиафа.
8
Южный Иерусалим, Тальпиот
Рэнд припарковался рядом с забрызганным грязью самосвалом и вышел из машины, прикидывая, что с того момента, как «скорая» увезла мальчика, прошло около часа. Потрогал лоб — кровь засохла.
«Одно к одному, — подумал Рэнд, — ну и денек».