Утаенные страницы советской истории. Том 2

От своего посла в Берлине Бенеш получил доклад, содержавший смутные намеки немецких генералов об их конфиденциальных отношениях с руководством Красной армии. Цель этой немецкой дезинформации заключалась в том, чтобы напугать чехов и заставить их поверить, что им нельзя рассчитывать на поддержку Красной армии в их конфронтации с Германией по вопросу о судьбе Судет.

Из воспоминаний Я. Судоплатова «Разведка и Кремль».

Лев Троцкий, руководитель IV Интернационала: «Бойня имела превентивный характер»

...Ввиду приближения военной опасности наиболее ответственные командиры не могли не относиться с тревогой к тому факту, что во главе вооруженных сил стоит Ворошилов. Можно не сомневаться, что в этих кругах выдвигали на его место кандидатуру Тухачевского. В первой своей стадии генеральский «комплот» пытался, вероятно, опереться на Сталина, который давно уже вел привычную ему двойственную игру, эксплуатируя антагонизм между Тухачевским и Ворошиловым. Тухачевский и его сторонники, видимо, переоценили свои силы. Поставленный в последнюю минуту перед необходимостью выбора Сталин предпочел Ворошилова, который до сих пор оставался только покорным орудием, и выдал с головой Тухачевского, который мог стать соперником. Обманутые в своих надеждах и раздраженные «изменой» Сталина, генералы могли вести разговоры о том, что следовало бы вообще освободить армию от опеки Политбюро. Отсюда еще далеко до прямого заговора. Но в обстановке тоталитарного режима это уже первый шаг к нему.

Если правильно взвесить прошлое расстрелянных и физиономию каждого из них, то трудно допустить, чтоб они были связаны какой-либо общей политической программой. Но часть из них, во главе с Тухачевским, могла иметь свою программу в области обороны страны. Не забудем, что после воцарения Гитлера Сталин делал все, чтоб сохранить с Германией дружественные отношения. Советские дипломаты не скупились по отношению к фашизму на предупредительные заявления, которые звучат сегодня как скандал. Философия этой политики дана была Сталиным: «Прежде всего надо оградить строительство социализма в нашей стране. Фашизм и демократия — близнецы, а не антиподы. Франция на нас не нападет, а угрозу со стороны Германии можно нейтрализовать лишь сотрудничеством с ней».

По данному свыше знаку руководители армии старались поддерживать дружественные связи с немецкими военными атташе, инженерами, промышленниками и внушать им мысль о полной возможности сотрудничества между обеими странами. Некоторые из генералов тем охотнее восприняли эту политику, чем более им импонировали немецкая техника и «дисциплина».

Сталин оказался вынужден, однако, дополнить «дружественные» отношения с Германией оборонительным соглашением с Францией. На это Гитлер не мог пойти. Ему необходимо иметь руки развязанными в ту или другую сторону. В ответ на сближение Москвы с Парижем он демонстративно оттолкнул Сталина. Вслед за ним сделал то же и Муссолини. Наперекор первоначальным намерениям Сталину пришлось отбросить свою философию о «близнецах» и взять курс на дружбу с западными «демократиями». В Министерстве иностранных дел произведена была символическая смена: заместитель Литвинова Крестинский, бывший советский посол в Германии, был удален; его место занял Потемкин, бывший советский посол во Франции. На верхах офицерства поворот не мог совершиться с такой легкостью, по самому характеру военной касты, гораздо более многочисленной и менее подвижной, чем дипломатия.

Если допустить, что Тухачевский действительно придерживался до последних дней прогерманской ориентации (я в этом не уверен), то во всяком случае не как агент Гитлера, а как советский патриот, по стратегическим и экономическим соображениям, разделявшимся недавно и Сталиным. Некоторые из генералов должны были к тому же чувствовать себя лично связанными своими предшествующими дружественными заявлениями по адресу Германии. Так как Сталин долго лавировал, сохраняя обе двери открытыми, то он сознательно не давал генералам сигнала к отступлению. В расчете на его поддержку генералы могли зайти дальше, чем первоначально собирались.

...В наших соображениях о причинах обезглавливания армии есть и элемент догадки. В деталях, которые станут известными не скоро, дело могло происходить иначе. Но политический смысл новой бойни ясен уже теперь. Если б Сталин хотел спасти генералов, он имел бы полную возможность своевременно открыть для них мосты отступления. Но он не хотел. Он боится проявить слабость. Он боится армии. Он боится собственной бюрократии.