Утаенные страницы советской истории

Спустя пять лет, на XXII съезде, Хрущев сделал — наверное, неосознанно, еще один шаг по пути «десакрализации» высшей государственной власти и самой коммунистической идеи. Движимый стремлением взбодрить общество, показать ему близкую перспективу «светлой жизни», он назвал совершенно нереальные сроки реализации коммунистической идеи, пообещал, что «уже это поколение людей» будет жить при коммунизме. Сами ли помощники Хрущева это придумали или им подсказали «из-за бугра», сказать сложно. Имена представителей «пятой колонны» в СССР надежно укрыты в архивах и картотеках ЦРУ и Ми-6.

Факт остается фактом: к началу 70-х годов, когда нереальность обещаний Хрущева стала очевидна, по убеждению советских людей в непогрешимости Кремля был нанесен очередной удар, что привело к дискредитации всего «коммунистического проекта». Общество постепенно лишалось идеалов, а обоснованную концепцию его развития так и не удалось выработать, несмотря на наличие многих десятков академических институтов и научных центов…

После смерти Сталина и последующего устранения Берии с политической арены произошла реидеологизация государственной политики, была реанимирована модель управления страной, предполагающая нахождение центра выработки решений не в правительстве, а аппарате ЦК КПСС. Партфункционеры, поставленные Сталиным «на место» в результате чистки 1937–1938 годов и «Ленинградского дела», вновь стали доминирующей силой в государственной системе управления, подмяли под себя структуры исполнительной власти, включая военное ведомство, органы безопасности и общественного порядка.

В отличие от прагматика Берии, Хрущев был убежденным сторонником ленинского учения — хотя и понимал его основные постулаты примитивно и догматически. Это касалось и тезиса о неизбежности победы коммунизма в мировом масштабе. Отсюда — его чрезмерное увлечение обременительной для СССР поддержкой зарубежных компартий и национально-освободительных движений, обретавшей формы «экспорта социализма», что не раз обостряло отношения с западными странами, ставило мир на грань ядерной войны.

Справедливости ради надо признать, что одержать победу в экономическом соревновании с Западом для СССР было невозможно, не лишив геополитических конкурентов «неоколониальной ренты», обеспечивавшей им дешевые сырьевые ресурсы и дополнительные возможности по сравнению с нашей страной, находившейся к тому же в более невыгодных климатических условиях — отсюда проблемы с неурожаями, высокое энергопотребление и т. д. Но решать эту стратегическую задачу следовало хладнокровно и продуманно…

Опять же по идеологическим соображениям, Хрущев поссорился с Китаем, чей лидер Мао Дзэдун — в отличие от Никиты Сергеевича и последующих генсеков — сумел понять пагубность слепого следования «универсальным заветам классиков» и повел державу своим национальным путем. История показала правоту китайской элиты, сумевшей дифференцированно подойти к реализации постулатов марксистско-ленинской теории, не отвергая огромного духовного наследия своей страны и учитывая национальную специфику. В конечном счете, нищий и униженный Китай превратился в мировую державу № 2… Хрущев не понял, что в интересах Советской державы было не затевать схоластические идеологические споры с перспективным геополитическим союзником и пойти на уступки в вопросах теории, ради создания между СССР и Китаем прочного союза, позволяющего двум евразийским державам определять ход мировой истории.

Еще одной трагической ошибкой Никиты Хрущева стало отношение к крестьянству, которое в любой стране, будучи наиболее консервативной социальной группой, сохраняющей изначальные связи человека с землей, с Природой, выступает своеобразным хранителем национальных традиций, «духа народа». Поставленный перед необходимостью увеличить сельскохозяйственное производство в стране, советский лидер решил не финансировать возрождение исконно русских областей, а вложить средства в «освоение целины», которое, как выясняется спустя десятилетия, оказалось бесперспективным. Вместе с тем, под предлогом укрупнения колхозных хозяйств были уничтожены тысячи небольших деревень, островки истинной, «изначальной Руси». Вновь начались притеснения Руссой Православной Церкви, которая при молчаливом согаасии Сталина стала постепенно восстанавливать свое влияние на умы и души людей. При Хрущеве борьба партийных идеологов с «церковным мракобесием» зачастую велась примитивными методами воинствующих атеистов 20-х годов.

Однако нельзя рисовать политический портрет Хрущева исключительно черными красками. В его деятельности, нравится он кому-то или нет, было немало позитивного. Хрущев попытался привнести в политику советского государства человечность, придать ей социальное измерение.