Утеха падали

Три часа спустя Хэрод потянулся, зевнул и отодвинул кресло от заваленного бумагами стола. Ничто в бумагах Вилли Бордена не могло доставить неприятности кому-либо, кроме нескольких любителей халявы в Голливуде и поклонников высоконравственного кино. Хэрод встал и немного побоксировал с тенью. В своих адидасовских кросовках он чувствовал себя быстрым и ловким. На нем был голубой спортивный костюм для бега трусцой, молнии на запястьях и щиколотках расстегнуты. Он ощутил голод. Легко, почти бесшумно двигаясь по выложенному плиткой полу, Хэрод прошел по коридору западного крыла, через двор с фонтаном, потом через крытую терассу, на которой вполне могла бы поместиться конференция Гильдии киноактеров, и вошел через южную дверь в кухню. В холодильнике все еще была еда. Он открыл большую бутылку шампанского и начал намазывать майонез на кусок французской булки, когда услышал какой-то шум. С бутылкой шампанского в руке он пересек огромную столовую и вошел в гостиную.

— Эй, какого хрена ты тут делаешь? — заорал Хэрод. Метрах в десяти от него кто-то ковырялся в видеокассетах на полке, где Вилли держал видеоматериалы. Человек быстро выпрямился; тень его упала на четырехметровый экран в углу. — А-а, это ты, — успокоился Хэрод.

Молодой человек был одним из любовников Вилли, которого Хэрод и Том Макгайр прогнали отсюда несколько дней назад. Парень был очень молод, белокур и мог похвастать загаром того сорта, который лишь немногие в мире люди имеют возможность поддерживать. Парень ростом под метр девяносто был одет только в тесные шорты из коротко обрезанных джинсов и легкие туфли. На обнаженном торсе волнами перекатывались мускулы. Грудные и дельтавидные мышцы свидетельствовали о многих часах, проведенных в борьбе со штангой и тренажером. Глядя на его живот, можно было подумать, что кто-то ежедневно крошит на нем камни.

— Да, я. — Хэрод отметил, что голос у парня, как у морского пехотинца, а не педика с пляжа Малибу. — Тебе что-то не нравится?

Хэрод устало вздохнул и глотнул из бутылки, потом вытер рот.

— Иди-ка отсюда, малыш. Сюда вход воспрещен. Тебе, во всяком случае.

Загорелый купидон надулся.

— Кто это говорит? Билл был моим лучшим другом. Я имею право тут находиться. Нас связывало глубокое чувство.

— Ну да, и у вас была одна баночка вазелина на двоих. А теперь катись отсюда на хрен, пока тебя не вышвырнули.

— И кто же это сделает?

— Я, — сказал Хэрод.

— Ты? А еще кто? — Парень выпрямился во весь рост и поиграл мускулатурой. Хэрод даже не мог сказать, что это было — бицепсы или трицепсы; они как-то переливались друг в друга, вроде тушканчиков, трахающихся под туго натянутым брезентом.

— Я и полиция. — Хэрод подошел к телефону, стоявшему на столике у дивана.

— Ах, так? — Сопляк вышиб трубку из левой руки Хэрода и выдернул шнур из розетки. Не удовлетворясь этим, он крякнул и выдрал пятиметровый шнур из стены.

Хэрод пожал плечами и поставил бутылку с шампанским.

— успокойся, Брюсик. Есть ведь и другие телефоны. У Вилли было много-много телефонов.

Мальчишка быстро шагнул вперед и стал перед Хэродом, загораживая ему дорогу.

— Не так быстро, пидорванец.

— Ой-ой-ой, я ведь такого не слышал с тех самых пор, как окончил школу. У тебя за пазухой нет еще чего-нибудь эдакого, а, Брюсик?

— Не смей называть меня Брюсиком, засранец.

— Ну, это я слышал. — Хэрод попытался обойти его, но парень уперся пальцами ему в грудь и толкнул. Хэрод ударился о боковую стенку дивана, а сосунок отскочил назад и принял боевую стойку, расставив руки под странным углом. — Карате, да? — спросил Хэрод. — Слушай, не стоит показывать тут свою силу. — В его голосе появился намек на дрожь.

— Пидорванец, — повторил парень.

— Ай-ай-ай, повторяешься. Признак надвигающейся старости, — крикнул Хэрод и повернулся, собираясь бежать. Парень прыгнул вперед. Хэрод закончил поворот, бутылка шампанского вдруг снова оказалась у него в руке. Очертив тяжелую дугу, она пришлась на левый висок мальчишки. Бутылка не разбилась. Раздался тупой шлепок, словно дохлой кошкой ударили по большому колоколу, и парень рухнул на одно колено, опустив голову. Хэрод шагнул вперед и представил себе, что бьет одиннадцатиметровый, причем мяч установлен ровно под выступом тяжелой челюсти соперника.

— А-а-а! — заорал Тони Хэрод и, схватившись за свою адидасовскую кроссовку, заскакал на левой ноге. Парнишка отлетел назад, ударился о толстые подушки дивана, качнулся вперед и рухнул на колени перед Хэродом, как кающийся грешник. Хэрод схватил великолепную мексиканскую лампу с тумбочки и шарахнул ею по красивому лицу. Не в пример бутылке, лампа разлетелась на куски, весьма и весьма эффектно. Нос парня и другие не столь выдающиеся части его физиономии теперь тоже надо было собирать по кусочкам. Он свалился набок на толстый ковер, как ныряльщик с аквалангом, погружающийся с резиновой лодки.

Хэрод перешагнул через него и прошел к телефону на кухне.

— Чак? Говорит Тони Хэрод. Оставь Леонарда на воротах и подъезжай на своей машине к дому, ладно? Вилли тут оставил кое-какой мусор. Надо вывезти его на свалку.