Утерянная Книга В.

Песенка сменяется одновременно с тем, как внутри у Лили происходит какой-то срыв, как будто время идет в одну сторону, а она – в другую. Лили тянется к малюсенькой косметичке. Малюсенькая она специально, чтобы девочки не считали косметику чем-то важным, хотя на самом деле косметики у Лили гораздо больше – спрятана в ящике для белья. Она наносит макияж, думая о других мамах, с которыми предстоит встреча сегодня после обеда на импровизированной «вечеринке» – специально для Лили, чтобы научить ее шить. Они не так уж хорошо знакомы, да Лили и не хотелось никакой «швейной вечеринки». Все это – затея женщины по имени Кайла, она услышала, как Лили в разговоре с матерью другой девочки после школы посетовала, что с радостью смастерила бы костюмы на Пурим для Рози и Джун, если бы умела шить. Просто мечта такая, как, например, прямые волосы или трехкомнатная квартира, из разряда «этому не бывать, да не больно-то и хотелось». Конечно, порой Лили представляла себя возле отрытого окна с шитьем. Как любая женщина, разве нет? Безобидная фантазия. Лили даже как-то попыталась разобрать ее в эссе о корнях образа вышивальщицы в поп-культуре, однако к оригинальным выводам и формулировкам не пришла. А в конце был длинный список использованной литературы, который она составляла с невероятным, почти безумным удовольствием.

Но шить самой?

И зачем она вообще это сказала? Просто хотела поддержать беседу, когда забирала младшую, а Кайла уже пригласила ее и остальных мам к себе. «Почему бы не устроить праздник. Я куплю вина и приготовлю закуски». И ведь приготовит, Лили знает наверняка, Кайла – из тех женщин, что всегда на каблуках, даже на детской площадке. Она и приглашения всем разослала (настоящие, на бумаге): «Швейный фуршет!»

Как же одеться на этот фуршет? Растянутые тре-ники точно не подойдут.

Замазывая синяки под глазами, Лили замечает очередной седой волос на левой брови, выдергивает его и тут же чувствует угрызения совести – от волоса остался след, да еще и больно. На глазах выступают слезы, а Джун, которая успела снять футболку, но еще держала ее в руках, решила, что мама плачет. Она вытерла футболкой лицо, словно показывая Лили, как надо, и протянула ей футболку. Лили берет футболку, вытирает глаза и только тогда вспоминает, что уже нанесла тональный крем. Бумажных салфеток под рукой нет – опять забыла купить.

– Ма-ам?

Господи, а времени-то сколько! За опоздания больше чем на пять минут школа берет «пожертвования»: по доллару за минуту, на оплату расходов. Это необязательно, ведь школа государственная, однако рекомендуется, если можешь себе позволить. Лили может, в том смысле, что это не последние деньги, у ребенка даже ботинки есть как подтверждение их богатства. Ну, опоздают они минут на двадцать? Пятнадцать долларов. Хватило бы на коктейль в приличном заведении или на тайскую лапшу на заказ плюс парочку руле-тиков с начинкой, подгузники на месяц. Без малого одна шестая цены на стрижку в районе Парк-слоуп, Бруклин, где Лили и живет. Словом, и много, и мало, но если все время так опаздывать, наберется приличная сумма. Да и уважительной причины у нее нет.

Лили снова напевает, думая, как там Адам на работе. Как его молодежная сумка через плечо валяется где-то под ногами (не такими уж молодыми), а он обсуждает, руководит и дает добро на отправку дезинфицирующих средств людям, у которых нет ни унитазов, ни электричества. Словом, выполняет свои обязанности, чтобы приносить деньги в дом и двигаться по карьерной лестнице, ну, и помогать людям, конечно. Они с Лили пытаются копить на квартиру, чтобы не платить втридорога за съемное жилье, но, поскольку платят втридорога за съемное жилье, с накоплениями не складывается – обычная история. А тут еще Лили то опоздает в школу, то схлопочет штраф за неправильную парковку – она в их семье отвечает за то, чтобы переставлять машину и не мешать уборке улиц. Вот от накоплений, и без того скромных, ничего и не остается.