Утерянные победы Красной Армии

Итак, в конце июля 1944 года на берлинское направление вышли войска трех советских фронтов — 1-го Украинского, 1-го и 2-го Белорусских. Доблестные солдаты генерала Рокоссовского с боем взяли Варшаву. Перед ними находилось, как выразился Гудериан, «пространство, где недавно была группа армий «Центр»». Только к 10 августа немцы смогли подтянуть к Варшаве 4-й танковый корпус СС. За это время наши войска, которым директива Ставки ВГК от 4 июля 1944 года приказывала наступать безостановочно, вполне могли пройти 150–200 километров к западу. А танковый корпус СС, состоявший всего из трех дивизий — «Мертвая голова», «Викинг» и 19-й армейской, — могли разметать во встречном бою. Но после взятия Варшавы все три фронта замерли на месте. И только два месяца спустя, в октябре, началось наше наступление. Разумеется, немцы даром времени не теряли и могли к нему основательно подготовиться. Уникальный шанс дойти до Берлина еще в 1944 году был утерян. Почему?

Штрахвиц и Бур-Комаровский

27 июля 1944 года Ставка направила командующим фронтами новые директивы. A.M. Василевский вспоминал: «Белорусские и 1-й Украинский фронты должны были идти на Восточную Пруссию и продолжать освобождать Польшу. При этом имелось в виду, что армии 3-го Белорусского фронта, взяв Каунас, выйдут к рубежу Райсейняй — Сувалки и там надежно закрепятся для подготовки вступления на территорию Восточной Пруссии с востока, а армии 2-го Белорусского, нанеся основной удар на Ломжу, Остроленку, левым крылом продолжат наступление по Великопольской низменности на Млаву, главными же силами прочно закрепятся, чтобы потом ударить по Восточной Пруссии с юга, через Мазурское поозерье. Армиям 1-го Белорусского фронта предписывалось, подойдя к Варшаве и форсировав Вислу, нанести удар в северо-западном направлении, парализовать вражескую оборону по Нареву и Висле и планировать наступление на Торн [Торунь]. и Лодзь»[199]. То есть в Ставке прекрасно осознавали все выгоды создавшегося положения и собирались их использовать в полной мере. Но…

Но как раз в это время в Варшаве вспыхнуло восстание под руководством генерала Бур-Комаровского. И если говорить откровенно, то этот польский генерал спутал все карты не только немцам. Для немцев восстание представляло большую опасность, так как произошло оно в непосредственной близости от линии фронта и разрушило тыловые коммуникации 9-й немецкой армии генерала Форманна. В Берлине очень опасались, как вспоминал Гудериан, «косвенного сотрудничества между восставшими поляками и подступавшими русскими».

Однако Бур-Комаровский даже косвенно сотрудничать с русскими не собирался. Г.К. Жуков с ясно видимым между строк раздражением писал в мемуарах: «Было установлено, что командование фронта [1-го Белорусского. — Авт.]., командование 1-й армии Войска Польского заранее не были предупреждены Бур-Комаровским о готовящемся восстании. С его стороны не было сделано никаких попыток увязать выступление варшавян с действиями 1-го Белорусского фронта. Командование советских войск узнало о восстании постфактум от местных жителей, перебравшихся через Вислу… По заданию Верховного к Бур-Комаровскому были посланы два парашютиста-офицера для связи и согласования действий, но Бур-Комаровский не пожелал их принять. Чтобы оказать помощь восставшим варшавянам, по заданию командования 1-го Белорусского фронта советские и польские войска переправились через Вислу и захватили в Варшаве набережную. Однако со стороны Бур-Комаровского вновь не было предпринято никаких попыток установить с нами взаимодействие»[200].

До крушения Третьего рейха оставалось менее года. Вместе с тем менее двух лет оставалось до фултонской речи Уинстона Черчилля, которая стала фактическим началом Третьей мировой войны, более известной под названием «холодной». Но уже тогда, летом сорок четвертого, пока незримая, хотя совершенно явственно ощутимая в Москве, Лондоне и Вашингтоне, будущая линия противостояния НАТО и Варшавского договора прошла через столицу Польши и через всю Европу. Как известно, Черчилль вынашивал планы воссоздания прежнего польского государства, о чем несколько месяцев спустя после подавления восстания прямо объявил на Ялтинской конференции. Да, в августе 1944 года немецкая армия еще не вышла из геополитической игры, но «холодная» война уже программировала намерения и действия будущих победителей и будущих противников.