Читаем Утерянные победы полностью

Две армии с 15 стрелковыми дивизиями, а за ними танковая армия с тремя корпусами продвигались к Днепру между Днепропетровском и Кременчугом.

Две армии в составе примерно 12 стрелковых дивизий, двух танковых корпусов и одного механизированного корпуса, a за ними танковая армия, также в составе трех корпусов, двигались к Днепру между Черкассами и Ржищевом.

В направлении на Киев и участок Днепра севернее города пока был обнаружен подход только трех стрелковых корпусов и одного механизированного корпуса противника. Очевидно, противник хотел нанести сначала главный удар по Днепровской дуге. Правда, как раз к участку по обе стороны Киева противник мог, скорее всего, перебросить свои силы с центрального участка фронта.

Хотя группе армий и удалось к 30 сентября отвести свои силы в описанной выше тяжелой обстановке через Днепр, она не смогла предотвратить того, что противник захватил два плацдарма на южном берегу реки.

Ему удалось вклиниться по обе стороны стыка между 8 армией и 1 танковой армией на середине участка между Днепропетровском и Кременчугом. Войска, расположенные на южном берегу, были слишком слабы и не сумели помешать переправе. Для того же, чтобы контрударом отбросить противника на противоположный берег, не хватало 40 тк, о выделении которого в качестве подвижного резерва южнее Днепра в свое время был отдан приказ командующего группой армий. 40 тк находился еще на запорожском плацдарме. Гитлер, как уже говорилось выше, во время отхода приказал удерживать запорожский, днепропетровский, кременчугский и киевский плацдармы. Против этого приказа нечего было бы возразить, если бы группа армий имела достаточно сил для обороны. Так как это, однако, было не так, командование группы армий предусмотрело после окончания переправы оставить эти плацдармы. С нашим приказом в отношении трех последних плацдармов Гитлер молча согласился; что же касается даже расширенного в последнее время запорожского плацдарма, то он категорически приказал, несмотря на все возражения, удерживать его. Он привел в качестве обоснования своего приказа необходимость удерживать большую Днепровскую плотину вместе с ее электростанцией, а также то соображение, что противник вряд ли отважится атаковать 6 армию в районе Мелитополя, пока этот плацдарм находится в наших руках. Последнее соображение с оперативной точки зрения заслуживало внимания. Однако Гитлер опять гонялся за слишком многими целями сразу. Следствием этого приказа об удержании Запорожья было, во всяком случае, то, что 1 танковая армия не смогла своевременно высвободить 40 тк. Тем самым отпала возможность путем контрудара уничтожить противника, переправившегося через Днепр между Днепропетровском и Кременчугом, а он тем временем накопил на новом плацдарме большие силы, расширил его и удержал за собой.

Второй плацдарм противнику удалось создать также в конце сентября, используя изгиб Днепра южнее Переяслава (Хмельницкий), западнее переправы у Канева. По-видимому, он хотел создать здесь большой плацдарм. Здесь было сосредоточено не менее четырех танковых и одного механизированного корпусов, накапливавшихся по обе стороны излучины Днепра. Противник сбросил несколько парашютных бригад южнее реки и стянул в узкий изгиб реки в течение короткого времени 8 стрелковых дивизий и один танковый корпус.

Угрожаемое положение сложилось также на крайнем северном фланге группы армий. Противнику удалось форсировать Десну между 4 танковой армией и группой армий «Центр», хотя по приказу рубеж Десны вначале следовало удерживать. Отданный в свое время ОКХ приказ о выделении 2 армией сил для обороны этого рубежа не был выполнен.

В середине сентября штаб группы армий был переведен из Запорожья в Кировоград, крупный город, столицу области, границы которой описывает большая Днепровская дуга. Оттуда я выехал на участки Днепровского рубежа, которым угрожала опасность: 1 танковой армии, 8 армии, а также в район Киева. Впечатление, сложившееся у меня тогда, было следующим: 4 танковая армия, очевидно, удержит свои позиции, однако угрозу на стыке, между двумя другими армиями вряд ли удастся полностью устранить.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное