Утерянный Горизонт

"О, дорогой мой, я не имею в виду современную точку зрения. Их вера насчитывает столетия, это лишь одно из поверий. Конечно, я сама против таких заключений, и считаю Дарвина хуже любого жителя Тибета. Мои убеждения строятся на Библии."

"Фундаментализм, я полагаю?"

Но по всей видимости Мисс Бринклоу не поняла термина. "В свое время я принадлежала к Л.О.М.," прокричала она тонким голосом, "испытывая, однако, разногласия по вопросу баптизма младенцев."

Кануэй все еще находился под впечатлением того, что это было скорее комическое замечание, пока ему не пришло в голову что под инициалами подразумевалось Лондонское Общество Миссионеров. Все еще рисуя неудобства проведения теологического спора на Юстонской Станции, он начал подумывать, что в Мисс Бринклоу было что-то весьма интересное. Он даже пустился в размышление о том, не предложить ли ей что-нибудь из своих вещей на ночь, но решил что она, похоже, была жилистее чем он. И свернувшись калачиком, он закрыл глаза и легко, спокойно уснул.

А полет продолжался.

Их разбудил внезапный крен машины. Кануэй ударился головой об окно и на мгновение был ошеломлен; обратный крен кинул его барахтающимся между двумя рядами сидений. Значительно похолодало. Первым делом он машинально глянул на часы; пол-второго, проспал он, должно быть, прилично. В ушах стоял хлопающий громкий звук, который поначалу он принял за воображаемый, но потом сообразил что мотор был выключен и самолет двигался против ветра. Он выглянул в окно и совсем близко увидел бегущую внизу землю, смутную, улиточно-серую. "Он будет садиться!" закричал Мэллинсон; и Барнард, так же выброшенный из своего сидения, мрачно ответил: "Если ему повезет." Мисс Бринклоу, которую вся эта суматоха, казалось, волновала меньше всего, поправляла шляпку с тем же спокойствием, как если бы перед ней простиралась гавань Довера.

Вскоре самолет достигнул земли. Но в этот раз приземление было плохим -- "О, Господи, как дурно, проклятие, как дурно!" стонал Мэллинсон вцепившись за свое сидение в течении десятисекундной тряски и грохота. Было слышно как что-то натянулось и треснуло, взорвалось одно из колес. "Это добило его," он добавил в тонах страдания и пессимизма. "Поломка в хвосте, и мы застряли здесь, это уж точно."

Кануэй, неразговорчивый в ситуациях кризиса, вытянул свои отекшие ноги и пощупал голову там где он ударился об окно. Синяк, ничего страшного. Надо было что-нибудь сделать, чтобы помочь этим людям. Но когда самолет остановился, из всех четырех он встал последним. "Спокойно," обратился он к Мэллинсону когда тот, взломав дверь кабины, готовился выпрыгнуть наружу; и в относительной тишине, жутко, донесся ответ юноши: "Незачем быть спокойным -все это выглядит как конец света -- так или иначе, вокруг ни души."

Мгновение спустя, в дрожи и холоде, они все смогли убедиться что так и было. Кроме неистовых порывов ветра да поскрипывания их шагов, не доносилось ни звука, и чувство того, что они находятся во власти чего-то сурового и по-дикому меланхоличного -- настроение пропитывающее землю и вохдух вокруг -- легло на души. Луна скрылась за облаками, и звездное небо освещало громадную пустоту поднимающуюся вместе с ветром. При отсутствии знания или мысли, можно было бы подумать что этот унылый мир был вершиной горы, и что восходящие с него горы были горы на вершинах гор. Их целая цепь светилась на далеком горизонте словно ряд собачих зубов.

Мэллинсон, в горячке деятельности уже направился к кабине. "Кто бы ни был этот красавец, на земле он не вызывает страха," он кричал. "Cейчас я за него возьмусь..."

Остальные наблюдали со страхом, загипнотизированные видом такой энергии. Кануэй бросился за ним, но слишком поздно, чтобы предотвратить расследование. Однако после нескольких секунд юноша снова выпрыгнул, схватил его за руку и забормотал на хриплом сдержанном стаккато: "Кануэй, я тебе говорю, все это странно...Я думаю, парень больной, или мертвый, или еще что-нибудь...Я слова из него не смог вытащить. Пошли, посмотришь...Я взял его пистолет, на всяких случай."