Утерянный рай

Чужие, они дошли до ее дома. Остановились. Чувствуя, что сейчас она уйдет, а он так и останется с этим ужасным вопросом, он, пересиливая себя, вел этот ненужный ему разговор и в то же время лихорадочно искал возможность спросить о главном.

И пока она что-то спокойно рассказывала о КВН, он внезапно спросил:

– Может, мне и не надо было приезжать?

И вдруг почувствовал, как его жизнь, его судьба встали всем весом на этот вопрос. Она же как-то странно ответила:

– Саша, понимаешь, я думала, что все будет по-другому. Мы же договорились тогда, что встретимся через год… А сейчас прошло всего ничего. И вообще, – вздохнула она, – ничего мне самой не понятно… – но, увидев, как меняется его лицо, как в темноте начинает известково белеть и как будто светиться, она мягко перевела разговор в другое русло: – Слушай, я никак не пойму, чем ты больше занимаешься сейчас? Ходишь на занятия, работаешь на строительстве, увлекаешься спортом? Что главнее?

– Знаешь, Галь, уже поздно. Да и холодно, – ответил он. Ему страшно не хотелось больше ни о чем говорить. Навалилась какая-то первобытная тоска и усталость. Ничего уже не важно. Он несся сюда, рвался, занимал деньги у сестры, а она: «Мы же договорились через год…»

И вот уже это осталось в прошлом. Сейчас, стоя на девятом этаже строящегося здания с монтажным ломиком в руках, он вспоминал встречу с Галиной и вздыхал. Кончилось тогда все тем, что он холодно попрощался, повернулся, прошел несколько шагов, а потом… побежал от ее дома.

Он бежал, задыхаясь от горького комка в горле, который все стремился вырваться наружу рыданием…

Хреново ему было. Как-то он даже попросил у Витьки Палахова пистолет…

Воспоминания прервал командный голос дяди Федора:

– Эй, стропаль, Сашка! Подавай два пээс!

Дубравин очнулся, оглянулся по сторонам, увидел, что внизу уже стоит огромный трейлер. И мигом скатился вниз, где шофер, чертыхаясь, пытался снять с «седла» прицеп с панелями.

Саша помог ему вкрутить опоры. МАЗ освободился от тяжести груженного панелями прицепа, с грохотом зацепил пустой и уехал с площади. А Дубравин залез наверх, зацепил специальными крюками панель, пронумерованную как 2ПС, подал команду крановщице Валентине:

– Вира! Вира помалу! Еще! Еще!

Панель поплыла вверх. Слегка перевалился на бок прицеп, освободившийся от гигантской тяжести.

«Наверное, я недостаточно хорош для нее. Кто я? Пэтэушник с неясной судьбой. Работяга. Вот поступлю в военное училище, стану мастером спорта по дзюдо, небось тогда по-другому она на меня смотреть будет. Надо заниматься собой. А то я совсем запустился. Самоусовершенствование – какое длинное слово. Вот пусть оно и определяет смысл моей нынешней жизни. И у меня будет меньше времени, чтобы сходить с ума…»

– Давай наверх! Поможешь поставить! – кричит звеньевой.

И он уже несется по ступенькам. Так и идут часы – вверх, вниз, вира, майна.

Ни капельки не дрогнула Земля.
Деревья даже не пошелохнулись.
Вели беседу ты и я,
Вели, как будто бы проснулись.
Сказала мне спокойно ты совсем,

Что нынче КВН так интересен
И что пора нам спать…
Затем и я задал вопрос
Обычный, как из песен…

На этот глупенький вопрос

Моя судьба всем весом встала.
Напрасно ожидал ответ,
Ты только ясно промолчала…

VIII

Уже две недели, как он через день приезжает сюда, в предгорье на окраину Алма-Аты, в секцию борьбы дзюдо. Витька Палахов пистолета тогда ему не дал. Просто внимательно посмотрел на него своими голубыми глазами и предложил вместе заниматься спортом. Когда он в первый раз привел его сюда, то тренер – невысокий, по-восточному полный черноволосый уйгур Малик Сайдуллаевич – тоже внимательно посмотрел ему в глаза снизу вверх и сказал:

– Ты, наверное, весишь килограммов восемьдесят. Значит, сможешь выступать в категории свыше семидесяти восьми килограммов. Борцов такого веса, особенно среди юношей, немного. Поэтому особой конкуренции не будет. И хотя мы уже в этом году набрали секцию, тебя я возьму. Приходи завтра на занятия…

Так он оказался в полуподвале большого общежития, где были расположены раздевалка, душ, маленький кабинет тренера и собственно борцовский зал – застеленная матами комната.

Оказалось, что в Жемчужном они все делали верно. Здесь тоже все начиналось с разминки. Потом шла отработка приемов и силовые упражнения.

Но сегодня после разминки Малик Сайдуллаевич захлопал в ладоши:

– Перерыв!

Все расселись на ковре. А он начал вводный рассказ: