Утес - 5000 (СИ)

Глядя в иллюминатор как холмы Хабаровска уплывают за изгиб русла, Ставрогина не оставляла мысль, что он покидает этот город навсегда. И хотя он по-прежнему не помнил своего истинного существования, лёгкая тоска сожаления коснулась сердца рептилоида. Даже лишённому памяти, ему были близки и привычны холостяцкая Armani Casa, правильная одежда и благородная отчуждённость большого начальника.

"А я ведь был там счастлив", - подумал Ставрогин и горестно вздохнул, прощаясь в душе со своим непрояснённым прошлым. Он прилёг на кровать и забылся внезапным мертвецким сном недавно воевавшего человека.

*

Ставрогин проснулся за мгновение до того, как двигатели яхты умолкли. Рептильное нутро отвлекло его от нового приключения Кузьмы и зловещих зондов, чтобы вготове встретить близкую настоящую опасность. Он машинально пошарил рукой на прикроватной тумбочке в поисках мобильника или пистолета.

В малой тиши стало отчётливо слышно грубое урчание отечественного судового дизеля. Последовал лёгкий толчок в правый борт, а затем по палубе застучали солдатские сапоги. В дверь заглянул Лещёв:

- Волки нагнали. Эти по другому ведомству, поэтому попробуем откупиться. Будь за мной. Если что - прыгай в воду. Великий не оставит.

- Именем Российской Федерации, прошу предъявить! - послышалось снаружи.

Лещёв быстро сунул Ставрогину свой пистолет и подняв руки, поднялся на кормовую палубу.

- При полном содействии гражданского населения! - жалобно запричитал он. - При полном содействии! Прошу занести в протокол!

- Режимная зона! По всей строгости! - обозначил свои полномочия неизвестный командир.

- При полном содействии, - заискивающе продолжал повторять Лещёв, - как ответственный гражданин!

Ставрогин немного замешкался, пытаясь заткнуть за резинку спортивок лещёвский Glock 17. В конце концов он просто сунул его в глубокий карман и пошёл наружу. На палубе Лещёв уже успел протянуть офицеру-пограничнику надорванный пластиковый пакет, которые использует бандерольная почта. По раздутым угловатым очертаниям было видно, что он щедро набит купюрными пачками.

- Режимная зона. По всей строгости, - в голосе пограничника появились нотки сварливости и в то же время замешательства.

- При полном содействии, - настаивал на своём Лещёв, развернув пакет надорванной стороной к офицеру, чтобы тот смог оценить масштаб ситуации по красно-коричневому цвету пятитысячных дензнаков.

- В качестве исключения, - наконец дрогнул по служебной линии офицер, - предъявите документы.

Теперь ход был за Лещёвым - ему полагалось подобающе среагировать на великодушное согласие пограничника взять деньги. Но поскольку взяточный пакет уже был протянут на вытянутых руках, то в их коррупционном танце возникла неловкая заминка. После короткой паузы Лещёв стыдливо улыбнулся, прижал пакет к груди и ещё раз протянул его пограничнику.

В этот самый момент Ставрогин испытал вдруг неподдельное отвращение к происходящему, чему сам же искренне удивился. Нет, он не чувствовал морального негодования, поскольку ясно сознавал, что своим былым достатком тоже обязан отнюдь не прокурорской зарплате. Он наверняка брал, и скорее всего гораздо крупнее. Но впервые он был сторонним наблюдателем подобного. Ему пришло в голову, что это настолько же отвратительно, как нечаянно вживую увидеть секс между чужими некрасивыми людьми. Невовлеченность в процесс сделала его безжалостным к этой "не своей" убогости.

Ставрогин не сдержался и презрительно хмыкнул. Офицер испуганно шагнул назад и выхватил из кобуры пистолет. Сопровождавшие его автоматчики направили на Лещёва со Ставрогиным оружие.

- Именем Российской Федерации! Режимная зона! - одновременно с ненавистью и почему-то облегчением закричал офицер, целясь Ставрогину в лоб.

"Он искренне хочет выстрелить, - внезапно обнаружил Ставрогин. - Он не хотел брать деньги. Для него это тоже сродни вынужденному сексу. Как провинциальная школьница, втайне читающая "Алые паруса", участвует в сельском подростковом разврате только для того, чтобы не выделяться из компании".

Искренняя волна сострадания без предупреждения затопила рассудок Ставрогина. Он во всей мучительной полноте понял, как не свободен военный человек перед ним. Как безжалостно зажат крохотный огонёк его самосознания между неродными людьми в жестокой чужеродности окружающего мира. Что он, как зверь, изо дня в день вынужден преследовать цель, которая, в общем-то, никому не нужна, но без которой он совсем перестанет существовать.

Вероятно, Ставрогину оставалось жить всего пару секунд, пока пограничные пули не остановят его путешествие к неведомому дракону, но он решил потратить их не на страх или спасение, а в грусть. О бедном пограничнике. А затем и о всех других живых существах, тянущих свою, полную страданий, жизнь без ясного сознания.

Тяжёлая слеза скатилась по щеке Ставрогина и упала вниз. За мгновение полёта она успела высохнуть и, стукнувшись о палубу, подкатилась к ногам офицера белой жемчужиной.