Утешить Пейтера

— Что ужасно? — спросила Анна и прицелилась башмаком, но Эмилая ничего не замечала, знай себе продолжала ковырять Аннину закладку.

— Неужели не можешь сообразить! — ответила Эмилая. — Она бросила Бенгта навсегда. Думаешь, легко это нам с Петером?!

— Кто она? — спросила Анна и снова прицелилась.

— Мама Петера! — сказала Эмилая.

— А, она-то! — протянула Анна.

И выпустила башмак.

Закладка — вот что ее сейчас больше всего волновало. Конечно, можно попросту вырвать ее из рук Эмилой. А если не отпустит? Тогда закладка разорвется. Так что оставалось только выжидать, хотя Анну так и подмывало устроить хорошую потасовку. Если бы не этот сверточек! Она опять попробовала отвлечься и принялась засыпать песком свои ступни. Закопать их совсем и загадать, чтобы превратились в русалочий хвост! Правда, пожелать изо всех сил и задержать дыхание на пять минут — вдруг сбудется? Анна начала задерживать дыхание, однако почти сразу выдохнула, потому что Эмилая сказала:

— Но теперь-то у Петера появился выбор.

Когда мама позвонила, он сказал, что хочет жить у нее. Сегодня и уедет на шестичасовом катере.

Попробуй тут задержи дыхание. Анна поднялась и снова стала спиной к Эмилой. Лучше уж постоять и посмотреть в морскую даль. Она думала, где же все-таки корабль «Каштановый лист», думала еще о всякой всячине, но мысль о том, что ей наплела эта Эмилая, все равно просочилась в голову, и Анна не выдержала. Повернулась к Эмилой и закричала.

— И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и! — кричала она во все горло. — Вон с моего пляжа! Слышишь?! Убирайся! Зачем ты пришла, почему Пейтер не пришел?

— Ему некогда! — отбилась Эмилая, вертя в руках таинственный сверток. — Ему не до тебя!

— Врешь! — крикнула Анна. — Ты вся до того ложью набита, скоро не только изо рта, из ушей полезет!

— Нет, не вру! — сказала Эмилая. — Петеру некогда приходить и растабарывать тут с тобой, мокроштанной… русалочкой! Ха-ха! Думаешь, я не знаю! Неужели думаешь, у Петера теперь есть время слушать твои русалочьи бредни, когда он к маме собирается!

Предатель!

— Он… он уезжает на шестичасовом катере? — промямлила она, когда Эмилая кончила упражняться в ехидстве. — На шестичасовом?

— Да-да, на шестичасовом. Ты что, глухая? Купи себе слуховой рожок!

— Куда уезжает? — спросила Анна, ругая себя в душе за глупые вопросы.

— Ну и бестолочь! — торжествовала Эмилая. — Ты что, совсем не соображаешь? К матери он едет, к своей матери!

Да, Анна туго соображала. Словно ум ее не хотел мириться с тем, что Пейтер все рассказал Эмилой, как она его утешала. И с тем, что он уезжает. На шестичасовом катере. Уезжает за море к маме, звонка которой он столько ждал понапрасну и все-таки дождался. В таких случаях даже лучше туго соображать. Анна так и настроилась, но тут вдруг в уме все совершенно прояснилось. А уж когда что-то уразумел, пусть даже не зная — каким образом, потом так и будет торчать гвоздем в мозгах.

Анна схватила камень и приготовилась метнуть его в голову Эмилой, но в последнюю секунду остановилась, чтобы она могла вскочить и спастись бегством. Ведь не так-то это просто — в самом деле убить человека.

И Эмилая побежала. Она бежала во все лопатки и на бегу внезапно уронила что-то на песок. Держа наготове камень, Анна мигом схватила сверточек. Увидела, что Эмилая остановилась, намереваясь вернуться, и снова замахнулась.

— Ни с места!

Потом перевела глаза на сверток.

— Это тебе! — крикнула Эмилая. — Хоть ты того и не стоишь! Тебе от Петера.

Анна выпустила камень. Она не желала никаких подарков от предателей, но этот ерундовый сверточек был такой маленький, что вполне можно сунуть в карман. Она так и сделала. Тем временем Эмилая приблизилась, трусихой ее нельзя было назвать — вдруг Анна опять взялась бы за камень!

— Что же ты не развернешь? — произнес голос за спиной Анны.

— И не подумаю, — сказала Анна.

— Нет, разверни! — не унималась Эмилая. — Я хочу видеть, что там!

И Анна все же вытащила сверточек из кармана. Она нарочно повернулась спиной к кузине — незачем той видеть, что Анна снова плачет. Плачет только потому, что Пейтер поедет на катере, на шестичасовом катере, а вот Анне нельзя поехать ни на этом, ни на утреннем, ни на каком-либо другом катере. Но сверточек она все-таки развернула.

— Ну, что там внутри? — боязливо канючила Эмилая, сгорая от любопытства.

Анна долго копалась. Медленно-медленно освободила от обертки то, что в ней лежало. Драгоценное украшение! Русалочья брошь! Чтобы носить на груди. Брошь в виде бабочки. Как будто бабочка, порхая крылышками, опустилась вам на грудь, чтобы посидеть и опять вспорхнуть. Эмилая придвинулась совсем близко, чуть ли не повисла на плече у Анны. Пришлось повернуться и оттолкнуть эту кузину, так что она шлепнулась на песок. И пусть видит, что у Анны глаза заплаканные, не все ли равно. Она глянула искоса на Эмилую. Ух ты, что это кузина такая красная?!

— Эту бабочку он не смеет дарить! — кипятилась Эмилая. — Она не его! Она его мамы! Бенгт подарил ее маме Петера, когда они познакомились! А раньше она принадлежала моей бабушке, она много тысяч стоит!