Утешительная партия игры в петанк

 «Барнет и Даун, видные люди в Пор-Бреди графства Уэссекс и старые друзья. Судьба обошлась с ними по-разному. Преуспевающий Барнет оказался несчастлив в любви и теперь пожинает плоды своего такого удачного, но лишенного нежных чувств брака. Даун, адвокат без гроша за душой, светится от счастья в своем скромном домике в окружении обожающих его жены и детей. Ночное происшествие заставит их по-новому взглянуть на свою жизнь… their different lots in life…» и напоследок, гениальную книжку Лайзы Кирвин «More Than Words»,[269] которую тут же радостно пролистал, закусывая сэндвичем, расположившись на солнышке, прямо на ступеньках.

Это была подборка иллюстрированных писем из Smithsonian's Archive Of American Art.[270]

Письма к женам, возлюбленным, друзьям, покровителям, клиентам и близким, от художников, совсем молодых, никому неизвестных, а среди них и Ман Рэя, и гениального Джо Понти, и Калдера, и Уорхола, и Фриды Кало…

Письма тонкие, трогательные или же просто информативные, но всегда: украшенные рисунком, наброском, карикатурой или виньеткой, уточняющей место, пейзаж, душевное состояние и даже чувство, когда автору не хватало слов.

More than words… Больше, чем слова… Эта книга, на которую наш скупой на слова Шарль наткнулся случайно, на какой-то тележке, когда уже направлялся к кассе, она воссоединила его с ним самим, с тем, которого он давно задвинул в ящике с блокнотами в полотняных обложках и коробочкой акварели.

С тем, который рисовал просто так, в свое удовольствие… Не поясняя эскизами свои решения, не парясь над стальными стержнями и прочими кабелями в предварительно напряженном бетоне…

Проникся симпатией к некоему Альфреду Фрю, впоследствии ставшему одним из главных карикатуристов газеты New Yorker, отправившему сотни потрясающих писем своей невесте. Он рассказывал ей о своих путешествиях по Европе незадолго до Первой мировой войны, подмечал повсюду местные нравы, обычаи, описывал окружающих его людей… Графитовым карандашом создавал нарочного, вкладывал ему под мышку засушенный цветок настоящего эдельвейса и отправлял его к ней из далекой Швейцарии, или наглядно демонстрировал ей, как зачитывается ее письмами, разрезав одно на маленькие кусочки размером с почтовую марку и подрисовывая к каждому себя: вот он с ее письмом в руке нежится в ванне, застыл перед мольбертом, за столом, на улице, под колесами грузовика, в кровати — пусть даже весь дом в огне, или пронзенный шпагой бессердечного негодяя. А как-то раз он послал ей настоящую art gallery собственного производства, кропотливо вырезанную из бумаги и раскрывающуюся в трехмерное пространство, чтобы поделиться впечатлениями от картин, взволновавших его в Париже, и все это — украшенное текстами, полными юмора, нежности и такого… изящества… Ему бы хотелось быть этим человеком. Веселым, доверчивым, любящим. И талантливым.

А вот еще один — Джозеф Линдон Смит, великолепно владеющий рисунком, рассказывает обеспокоенным родителям о невзгодах художника, получающего классическое образование в Старом Свете. Вот он сидит под градом монет на улице Венеции, а вот полумертвый, потому что объелся дынями.

Dear Mother and Father, Behold Jojo eating fruits![271]

Сент—Экзюпери в виде Маленького Принца приглашает на ужин Хедду Стерн… Ну ладно, хватит, потом досмотришь… прежде чем закрыть, пролистнув в последний раз, наткнулся на автопортрет какого-то заблудшего типа, сгорбленного, обхватившего голову руками, перед фотографией любимой. Oh! I wish I were with you.[272]

О, да.

Как бы мне хотелось…

Сделал крюк ради Flatiron Building, громадины, похожей на утюг, которая сильно его поразила в первый приезд… Построенное в 1902 году здание, на тот момент — одно из самых высоких в мире, а главное, одно из первых, возведенных на основе стальных конструкций. Поднял голову.

1902…

1902, черт побери!

Они гении…

Заблудившись, очутился перед витриной магазина, торгующего оборудованием для пекарен. N. Y. Cake Supplies. Подумал о ней, о них, и кучу денег потратил на формочки для печенья.

Никогда в жизни не видел их в таком количестве. Самых причудливых и удивительных…

Набрал собачек, кошек, курицу, утку, лошадку, цыпленка, козу, ламу (да, да, бывают cutters в виде ламы…), звезду, луну, облако, ласточку, мышь, трактор, сапог, рыбу, лягушку, цветок, дерево, клубничину, конуру, голубя, гитару, стрекозу, корзинку, бутылку и… и сердце.

У вас много детей, спросила продавщица. Yes, he replied[273].

В отель вернулся совершенно разбитый, навьюченный пакетами как приезжий, которым, собственно говоря, и был, и ему это даже понравилось.