Утешительная партия игры в петанк

И вот теперь, когда мы вместе с ней идем мимо решеток Медицинского института, и я вижу, каким мрачным, напряженным и чуть ли не уродливым стало ее лицо из-за одного единственного вопроса, который я ей задал, чего обычно никогда не делаю, я думаю о том, что и теперь, судя по всему, мне лучше было бы промолчать.

Она шла впереди широким шагом, с опущенной головой.

— Авытаешлучшели? — донеслось до меня ее бормотание.

— Не понял? Она развернулась.

— А вы? Ты думаешь, лучше что ли? Она явно злилась.

— Ты думаешь, вы лучше? Да? Думаешь, лучше? Думаешь, с вами все не так банально?

— С кем это: с нами?

— С кем, с кем? Да с вами! С вами! С тобой и с мамой! К какой категории вас отнести? Насквозь прогнивших паршивых парочек, которые…

Молчание.

— Которые? — как дурак, переспросил я.

— Сам знаешь… — прошептала она.

Да, я знал. Поэтому мы и промолчали весь остаток пути.

Сейчас я завидовал ее наушникам, оставшись наедине со своим смятением.

С невнятными отголосками прошлого и этим дурацким, давно уже съеденным молью, плащом.

Наконец, мы дошли до улицы Севр, до громадного претенциозного магазина,[10] который одним своим видом действовал на меня угнетающе.

— Мне нужно выпить чашечку кофе перед боем, — взмолился я, сворачивая в кафе, — ты не против?

Досадливо поморщившись, она пошла за мной.

Я пил обжигающий кофе, она возилась со своим девайсом.

— Шарль.

— Да.

— Ты мне не скажешь, о чем он тут поет… Я кое-что понимаю, но не все…

— Без проблем.

Мы снова поделили между собой звук. Ей — долби, мне — стерео. Каждому по наушнику.

Но первые же аккорды фортепьяно потонули в грохоте кофеварки.

— Погоди…

Она увела меня на другой конец стойки.

— Готов? Я кивнул.

Незнакомый мужской голос. Более мягкий. Я начал синхронно переводить:

— Если бы ты была дорогой, я бы пошел… Подожди-ка… Это может быть дорога, а может, путь… В зависимости от контекста… Ты хочешь как, поэтично или дословно?

О… — застонала она, нажав на паузу, — так не пойдет… Мне не нужен урок английского, я хочу только, чтобы ты рассказал мне, о чем там речь!

— Ладно, ладно, — заторопился я, — дай я разок сам послушаю, а потом все тебе расскажу.

Я вставил второй наушник и закрыл уши руками, она следила за мной краешком глаза, дрожа от нетерпения.

Я был в шоке. Такого я не ожидал. И в мыслях не было. Я… Я был в шоке.

Эти чертовы любовные песни… Всегда исподволь и как же ловко… Добивают тебя за считанные минуты… Проклятые бандерильи, вонзаемые в наши столь предсказуемые сердца.

Я со вздохом отдал ей ее наушник.

— Ну как, понравилось?

— Кто это поет?

— Нил Хэннон. Ирландец… Ну что, теперь переведеш?

— Да.

— И без остановок, пожалуйста!

— Don't worry sweetie, it's gonna be all right,[11] — залихватски, как настоящий ковбой, процедил я сквозь зубы.

Она улыбнулась. Неплохо сыграно, Шарли, неплохо… Я вернулся к пути, с которого сошел, ибо речь шла именно о пути, теперь я точно это знал.

— Будь ты путь, я бы прошел тебя до конца… Будь ты ночь, я бы спал целыми днями… Будь ты день, я бы плакал ночами…

Теперь она приникла ко мне, чтобы ничего не пропустить…