– Джек у нас классный, – сказал Николай. – Помощник. Всю черную работу на себе тащит. И не устает вообще, ему все мало. Придет, смотрит, лапой вот так делает и говорит: есе, есе. Это значит: еще что сделать? Ну это как у служебных собак тоже. Они же не только за лакомство, они же любят работать, быть нужными. Не знаю, как бы мы без него справлялись.
Однажды Марьяну случайно занесло на тусовку мам с «особенными детьми». Вышла оттуда с глубоким изумлением: «Чего-то я этого ваще не поняла. Как так жить-то можно?» Когда по просьбе тамошних завсегдатаев рассказала, что умеет делать Джек, и сообщила, что он не принимает никаких лекарств (Джека и тяжесть его мозговых поражений все видели воочию, диагноза Марьяна не скрывала), ей просто не поверили. Предложила желающим приехать в гости и убедиться. Две семьи взяли и приехали (помимо прочего, им обещали погладить собачек и козу). Увидев Джека «в деле», обе мамы разрыдались. И дальше был забавный опыт: одна из этих двух мам стала умолять Марьяну обучить ее ребенка «хоть чему-нибудь из того, что Джек умеет». Марьяна согласилась, но поставила условие: ребенка, его лекарства и деньги на прокорм оставляете, а сами – убирайтесь, вам этого видеть не надо. За месяц холеного «особенного ребеночка», вокруг которого много лет крутилась вся жизнь его семьи, обучили самостоятельно есть из миски (до этого его кормили), приносить по команде тапочки и бросать по команде «фу» все то, что он схватил. Спать ребеночек полюбил в просторной собачьей будке вместе с недавно ощенившейся сукой алабая (она его грела и вылизывала) и в конце даже пытался помогать Джеку убирать вольеры, таская туда-сюда сено и собачьи какашки. Слух прошел по сообществу, и несколько раз потом Марьяне предлагали «любые деньги»… Николай посмеивался: «А что, жена, может, плюнем на «разводить и дрессировать собак» и начнем дрессировать этих… «особенных»? Прибыльное ведь дело может выйти». «Не, – отвечала Марьяна. – Ты как хочешь, а мне с собаками сподручнее!»
– Ребята, а вы чего ко мне приехали-то? – спросила я по окончании рассказа.
– Да про Люську спросить! Я ж вам сразу говорила!
– А чего ж ее не привезли-то?
– Да ее тут не надо! У нее знаете ухи какие? Так и вертятся все время, и подслушивают, чего ей не надо… Нам вот что нужно понять: Люське сейчас шесть. Джек за ней присматривал, пока она маленькая была, даже учил ее и теперь, понятное дело, считает ее щенком и не слушает. А она уже пытается им командовать. А ума-то нет! Недавно ее деревенские мальчишки-приятели побили, так она им и пригрози: «Я Джека на “фас”выучу, так он вас на кусочки порвет». Мать ихняя слышала и мне рассказала. Это дело? Но, с другой стороны, мы не вечные, помрем когда-нибудь. Если Джек к тому времени жив будет, кому за ним дальше присматривать? Люське, кому ж еще! Значит, надо, чтоб он ее как нас слушался. А чем моложе пес, тем легче его приучить – это вам понятно, конечно. И вот как нам тут поступить-то? Нам сказали: вы биолог, понимать должны, потому – к вам.
– Ох, – сказала я. – Ну сейчас попробуем обсудить…
Вот такая история. Мир всегда готов удивить, сколько в нем ни проживи и чего ни навидайся.
Принцесса
Они обе были очень симпатичные и грустные – и девочка, и ее мама. Мама стройная, со вкусом одета и оформлена – в том смысле со вкусом, когда человек уже совсем никому (в том числе и себе) ничего не доказывает и не показывает, а просто естественно и гармонично, как сама природа, сочетает цвета и формы. Такой результат обычно дают либо несколько поколений спокойного, без разрушающих систему драм развития, либо долгий и часто драматичный личный путь.
Девочка была розовая. В самом прямом смысле – у нее все было розовое: платье, туфельки, сумочка, заколка в волосах. На этом розовом фоне ее треугольное симпатичное личико казалось сероватым.
Она села на детский стульчик, пристроила сумочку на аккуратно составленных коленях, раскрыла ее, достала оттуда двух крошечных пластмассовых лошадок (естественно, розовых), зажала их в кулачках и замерла в вежливом внимании.
– Нам посоветовали к вам, – негромко сказала мама. – Потому что у всех врачей мы уже, кажется, были.
– А что с вами случилось? – я употребила именно эту форму местоимения сознательно, потому что вполне допускала, что что-то действительно случилось вовсе не с девочкой и происходящее сейчас с ребенком есть так называемый симптом семейной дисгармонии.
– Знаете, в девятнадцатом веке был такой народный околомедицинский термин: чахнет, – грустно улыбнулась женщина. – Сегодня это слово практически не употребляется, но тем не менее именно оно наиболее точно выражает внешнюю суть происходящего с Инной.
Фраза была выстроена столь литературно, что я решила сразу по случаю копнуть:
– Вы по образованию?..
– Филолог, да, – не убирая улыбки, лишь чуть-чуть (и очень точно) отмодулировав ее, кивнула женщина. – Факультет невест.
Я пролистала аккуратно упакованные в прозрачные файлики результаты исследований и спросила:
– Что происходит с Инной?