Утесы Бедлама

– Итак, – начал я. – Если вы оба научитесь срезать черенки, то, что бы ни случилось, каждый из нас сможет это сделать.

Я показал им, как правильно срезать черенок цинхоны от одной из сформировавшихся ветвей и как затем правильно упаковывать его. Для этого мы использовали мох и сумку для карт Клема, потому что я знал: на большее в Перу нам не придется рассчитывать.

– Боже, как сложно, – простонал Клем. – Почему бы нам просто не собрать семена?

– Нет. – Я замолчал, осматривая его последний черенок. Края были неровными. – Семена цинхоны калисайи мутируют. Как яблони и тюльпаны. Растение, выросшее из семечка, будет отличаться от материнского. Вот почему нам нужны черенки.

– Ох, хорошо, – вздохнул Клем. – И почему я такой никчемный в подобных вещах?

– Ты справишься. Именно поэтому я взял тридцать яблонь для практики… Только перестань держать нож как молоток.

– Хорошо. Давай попробуем еще раз. Тебя ведь вызывали на Лиденхолл-стрит пару дней назад, верно? – вдруг спросил он. Клем умел быть неожиданным.

У меня перехватило дыхание, но я слишком хорошо умел лгать, чтобы выдать себя голосом. После долгих лет работы в Ост-Индской компании я стал экспертом по лжи.

– Да. Мистер Синг. Когда-то он был моим начальником. Мы просто поболтали за чашкой чая, иначе он вызвал бы и тебя. Думаю, он хотел убедиться, что я не пристрастился к опиуму.

– Ах да, конечно, – с облегчением ответил Клем. Он немного помолчал и продолжил: – Вот только… мне кажется странным, что Министерство выбрало меня.

Минна подняла голову.

– Я хочу сказать, что если их интересуют деревья, то географ – странный выбор, – добавил Клем.

– Географ, который говорит на кечуанском и не раз бывал в Перу. Таких нечасто встретишь. Без переводчика экспедиция обречена.

– Пожалуй, – согласился он.

– Давайте попробуем на другом дереве, – предложил я.

Телеграмму доставили в испанское посольство. Только Клем и Минна знали, что я там буду, поэтому, хоть подписи и не было, я был уверен, что она от Синга.

Прежней Ост-Индской компании уже не было, но офис пока не переехал ближе к Министерству по делам Индии. В газетах писали, что это должно произойти позднее и что у компании большие планы на Уайтхолл[4]

, но пока люди все еще работали в старом здании. Офис Ост-Индской компании находился на Лиденхолл-стрит, в большом здании с колоннадой и статуей Британии на крыше. По соседству располагалась кондитерская лавка, и у мужчины, стоявшего за прилавком, на конторской книге всегда лежала сахарная мышка.

Никто не ожидал национализации, но она произошла – в прошлом году. Ост-Индская компания, частная организация со средствами и мощью государства, дом всех торговцев, буквально за ночь была захвачена британским правительством, превратившим ее в государственное ведомство. Это случилось после окончания войны в Китае – войны, во многом начатой Ост-Индской компанией и оконченной военно-морским флотом. Парламент сообщил, что они де-факто заключили соглашение о сотрудничестве. Синг и остальные торговцы назвали это величайшим грабежом тысячелетия. Я помалкивал, потому что в глубине души был рад. Случившееся внушило мне удивительно непопулярное на тот момент доверие к мистеру Палмерстону и членам его правительства. Человек, сумевший отобрать Ост-Индскую компанию у шайки таких сообразительных мерзавцев, как Синг, однозначно мог управлять целой империей.

Я не удивился, найдя Синга в том же кабинете, что и всегда, хотя если кого-то и собирались сместить на волне перемен, этим человеком должен был бы быть он. У него были восточные корни. Одеваясь на западный лад, Синг легко сошел бы за дворецкого, но в нем не было восточных манер или чрезмерной вежливости. Он сидел, как англичанин, – прямо, одна рука тесно прижата к ребрам, а локоть второй – у запястья первой. Если от его страны что-то и осталось, то очень глубоко внутри. Синг не говорил, откуда он. У него был голландский акцент и слуга-голландец, а звали его Исеул, но это лишь наводило меня на мысль о корнуоллских принцессах.

– Садись, Тремейн, – сказал Синг, словно мы не расставались на два года.

Я сел осторожно, не желая показывать свою усталость от того, что просто прошел по зданию до его офиса. Но Клем был прав: в Лондоне я поправлялся быстрее, гораздо быстрее. В его доме всегда поддерживалось тепло, и он заставил меня купить новую одежду. Как заявил Клем, испанское посольство не хотело видеть меня в навощенном сюртуке, который выглядел так, словно повидал Трафальгарское сражение. Поэтому я пришел к Сингу в аккуратном черно-сером костюме и оплаченном Клемом сюртуке с синим шнурованным воротником. Клем покупал вещи для экспедиции, и было странным видеть, как он заказал шесть рубашек и четыре сюртука одновременно. Я не помнил, когда в последний раз покупал новую одежду, и уже позабыл, какой плотный наощупь неизношенный хлопок.

Синг внимательно изучил меня. Хоть он и не был эмоциональным человеком, я увидел изумление, проскользнувшее в его взгляде. Я знал, что постарел за это время, но меня потрясло то, что он заметил это. Он промолчал.