Утка, утка, Уолли

— Я чувак на районе известный / Тем, что шишак у меня интересный. / Бьет малафья, как из грозного штуцера, / В аццкий восторг, бля, приходит вся шушера. / Би крут неимоверно, Би — супераппарат. / Все лейблы побережья писать его хотят, / Но Денди Лайонз платит реальное бабло, / А если кто-то против, получит щас в табло! / Йоу, йоу, йоу! В табло, бля! Точняк!

Я завершил читку известным жестом с демонстрацией среднего пальца, как это делают некоторые рэперы. Зал стоял на ушах.

— Да, Моско! — прохрипел Тедди сквозь смех. — Это было сильно!

— Это да, — подтвердил Йо-Йо Па.

— Да, нигга. Неплохо. Очень даже неплохо, — сказал Орал-Би. — Прими респект.

— Тебе понравилось? — тупо спросил я, чувствуя себя победителем на белом коне. Пусть даже и очень укуренным победителем, тупящим вовсю.

— Не то слово, бро. — Орал-Би замолчал, слушая музыку и подергиваясь в такт ритму. — А хороший музон. Зажигает. Что-то как-то меня растащило. Ща буду делать фристайл. А, братан? Сделать фристайл? — спросил он у Йо-Йо Па.

— А че, дело хорошее, — важно кивнул Йо-Йо Па, тоже дергая головой в такт ритмичному рэпу. Я подумал: «А может быть, лучше не надо?» Даже по сильной укурке я понимал, что Орал-Би на фристайл не способен. Просто ему не дано. Собственно, поэтому я и пишу ему тексты. Потому что он полный дебил. Хотя, с другой стороны, было бы интересно послушать, как он будет пытаться изобразить что-нибудь этакое в «вольном стиле». Главное, не рассмеяться. Иначе они меня грохнут. Прямо здесь и сейчас.

А это уже не смешно.

Орал-Би запрокинул голову и облизал губы, готовясь к рифмовке экспромтом.

— Так, так, так… Ну че? Все готовы? Щас. Щас, щас, щас. Значит, так… э… ну, ладно, погнали… Так… так, так… щас… В общем, меня зовут Орал-Би, и ты мне мозги не еби. А че?! Неплохо! Давай, Толстый. Читай фристайл. — Он обернулся ко мне и передал воображаемый микрофон. Так я и думал. Фристайлщик из Би никакой. Они все смотрели на меня, все трое. Ждали, когда я начну рифмовать.

— Хочешь, чтобы я сделал фристайл?

Я знаю, как писать тупой рэп. Дайте мне ручку, блокнот, словарь рифм и хотя бы минут сорок времени, и я напишу более или менее приличный текст. «Приличный», понятно с поправкой на то, для кого я пишу. Но я не могу сочинять на лету. Тот небольшой экспромт, который я выдал под конец читки текста, получился случайно. Исключительно по укурке. Но я был не в том положении, чтобы спорить. Один тихий забитый еврейский мальчик в одной машине с тремя суровыми конкретными черными пацанами — не самый лучший расклад для плодотворной дискуссии.

— Ага, бро. Хочу, — сказал Би. — Давай, захерачь нам фристайл. Чтобы мои братаны знали, куда идут мои баксы!

«Твои баксы идут прямиком в обувную коробку у меня в шкафу», — подумал я. Но вслух, разумеется, этого не сказал. Вслух я захерачил фристайл. Мне самому до сих пор непонятно, как я это сделал.

Я закрыл глаза и принялся, кивать головой в такт музыке.

— Так, так, так… Ну че? Все готовы? (Это стандартная процедура «разогрева» перед фристайлом.) Щас. Щас, щас, щас. Ну, ладно, погнали… Так… так, так… раз, два, три… Я у ниггера негр, пишу ему тексты. Это, наверное, даже уместно. А че бы мне призраком-то не писать? Если я белый, как призрак, но, блядь… Меня это, знаете, подзаебало, хотя чел он крутой, и мне платят немало.

Я старался сосредоточиться на рифмовке и более или менее попадать в ритм, но все же следил за реакцией публики, и мне было приятно услышать их одобрительный рев. Тедди Биззл, похоже, снимал меня на видеокамеру, встроенную в его навороченный мобильный телефон.

— Я укурен и весел, так что в жопу печаль. Мой кумир — Барри Уайт, мне траву обещал.

— ЙОУ! — публика билась в экстазе.

— Да, я толстый еврейский обжора неверный, / И свинину я ем очень даже кошерно.

— ХА-ХА-ХА!

— Он сказал: «Я ем кошерно свинину»! Ха-ха-ха!

— Я рифмую фристайл очень четко, на раз. Я умен и начитан, что твой пидарас.

— Ааааа! Чума!

— Я не порнозвезда, и мой болт — не с рессору, / Но всякая телка пойдет со мной без разговоров. / Потому что они знаю толк в правильных пацанах. / А которая не знает, пошла она нах.

— Ха-ха-ха!

— Мое слово дороже, чем все бабло Скруджа Макдака. А если не веришь, пойди отсоси, мазафака.

— ХА-ХА-ХА!

Композиция закончилась. Чему я был несказанно рад, поскольку мое поэтическое вдохновение уже начало иссякать. Если бы музыка продолжалась чуть дольше, я бы наверняка сдох. Даже в полном откате — а откат был неслабым, — в глубине затуманенных дурью мозгов все же брезжила наводящая панику мысль, что надолго меня не хватит.

Народу, похоже, понравилось. Судя по их одобрительным воплям и смеху. Я был горд собой и своим представлением. Повторюсь: мне самому до сих пор непонятно, как я это сделал. Не иначе, как по укурке.

— Круто, нигга, — сказал Орал-Би. — В натуре круто.