Утка, утка, Уолли

Они все смотрели на меня. Я никак не мог отдышаться. Клиффорд поддерживал меня под локоть. Наконец я немного пришел в себя, посмотрел прямо в глаза этого мудака, который чуть не запинал меня до смерти, и процедил сквозь зубы:

— Исчезни… уйди… с глаз… моих… на хуй…

Кажется, он проникся. Отступил на пару шагов, пробормотал:

— Прошу прощения, сэр. Я не знал, — и пошел прочь быстрым шагом, нервно оглядываясь через плечо.

— Вы как? В порядке? — спросила женщина.

Я сделал глубокий вдох, просто чтобы проверить, получится у меня или нет.

У меня получилось, но было больно.

— Да, я в порядке.

— О Господи. Мне очень жаль, что все так получилось. Просто я испугалась. Меня вообще очень легко напугать.

— Правда? Истеричка и дура. Таких надо лечить.

— Ну… э… а что вы хотели спросить?

— Спросить?

— Да. До того, как вы… как на вас… как он начал вас избивать. Кажется, вы говорили, что хотите задать мне вопрос.

— А, да. Я хотел вас спросить… это вы сейчас взяли в прокате «Тернера и Хуча»?

— Что? — растерянно переспросила она.

Она явно не ожидала такого нелепого вопроса.

— Это вы… сейчас взяли… в прокате… фильм… «Тернер и Ху…»

— Нет! Не она, — сказал Клиффорд.

Я посмотрел на него. Он покачал головой.

— Не она.

Клиффорд и его сослуживец привели меня обратно в «Блокбастер». Вернее, почти притащили на себе, поддерживая с двух сторон.

— А что в нем такого, в этом дивидюке с «Тернером и Хучем»? — спросил Клиффорд.

Я был не в том настроении, чтобы вести разговоры. На самом деле мне было больно произносить слова. Каждый вдох отдавался саднящей болью в груди. И не только в груди — во всем теле.

— Клиффорд, я не могу ничего говорить. Не имею права.

Меня усадили на стул, и я сидел, держась обеими руками за ребра и стараясь дышать как можно спокойнее, чтобы было не так больно.

— Фильмец-то поганый, на самом деле, — продолжал Клиффорд, качая не мытой с полгода засаленной головой. У меня что-то переключилось в мозгу, и я вдруг понял, что упустил одну важную деталь.

— Клиффорд, слушай, ты говорил, что тот черный парень заходил к вам сегодня утром?

— Ага, заходил.

— Тот же самый, который был в прошлый раз? С дредами? В оранжевой спортивной куртке?

— Тот же самый, ага.

— И что он делал?

— Ну, я за ним наблюдал. Потому что запомнил его с того раза. И мы с вами о нем говорили…

— Клиффорд, мне нужно знать, что он делал.

— Ну, он опять прошел в секцию комедий. Как в прошлый раз. В тот отдел, где кассеты.

Вот оно! Да! Клиффорд только что спрашивал: «А что в нем такого, в этом дивидюке с „Тернером и Хучем“?»

— Клиффорд!

— Да?

— Ты сказал, эта женщина взяла «Тернера и Хуча» на DVD?

— Ну, да.

— То есть… «Тернер и Хуч» на кассете стоит на месте?

— Да, наверное, стоит. Кто сейчас смотрит кино на кассетах? Я проверю по базе данных.

Клиффорд принялся стучать одним пальцем по клавиатуре компьютера.

— Не надо, Клиф. — Я медленно поднялся со стула и, превозмогая боль, подошел к полкам комедий на кассетах. «Тернер и Хуч» был на месте. В коробке лежала записка.

еСЛи хОчЕшЬ снОВа увИДеТЬ СВОю соБАкУ… пеРевеДи $ 50 000 в НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК КАЙМАНОВЫХ ОСТРОВОВ на СчЕТ ноМЕр 476-899-6302487-WM3 в ТЕчЕниЕ 48 ЧасОВ. еСли НЕ выПОлНИшь наШЕ УСловИе, поЖАЛееШЬ.

Мне стало плохо. Пятьдесят тысяч долларов?! Где, интересно, мне взять столько денег? У меня в обувной коробке было тысяч двадцать пять, не больше. Но коробку с деньгами украли. У МЕНЯ НЕТ НИЧЕГО!!! У меня подогнулись колени, и я тяжело осел на пол. Меня как будто пришило. Доктор Шварцман. Мой единственный друг. Его больше нет. Как же я без тебя, Док?! Как же я без тебя?! Я подтянул колени к груди, закрыл лицо руками и разрыдался. В первый раз с той минуты, как начался весь этот хаос. В первый раз за долгие годы.

Тема 16

Я плакал навзрыд. Безутешно. Плакал о Докторе Шварцмане. Плакал о Сью. О своей идиотской работе. Об украденных деньгах. О покойном отце и о маме, которой, наверное, было стыдно, что ее единственный сын — патологический неудачник. Плакал о своей жизни. О том, какой эта жизнь была и какой не была, но могла бы быть. Впрочем, плакал я очень недолго. Мне пришлось прекратить рыдать, потому что каждое судорожное движение отзывалось пронзительной болью в отбитых и/или сломанных ребрах. Плюс к тому мне не хотелось, чтобы старина Клиффорд увидел меня в таком состоянии. Так что я метафорически взял себя в руки и поднялся на ноги — в буквальном смысле.

Я поблагодарил Клиффорда за помощь следствию (от чего тот раздулся от гордости), вышел на улицу и растерянно огляделся, не зная, что делать дальше. Я решил позвонить Джерри. Может быть, у него будут какие-то дельные соображения. Тем более что я ведь так и не удосужился позвонить ему и объяснить, почему меня не было на вчерашней встрече с издателями. Джерри, наверное, страшно злится. Или, может быть, беспокоится за меня: куда я пропал и вообще. Я набрал номер агентства, и Бет взяла трубку:

— «Агентство Сильвера».

— Бет, привет. Это Уолли Москович.

— Уолли! О Господи! Джерри тебя обыскался. Сейчас я вас соединю!

Джерри был подобен торнадо в Канзасе.