Утки тоже делают «это». Путешествие во времени к истокам сексуальности

Как измерить успех той или иной истории в СМИ? Один из методов – посчитать число посвященных ей страниц, а также минут теле– и радиоэфира в сходных по стоимости источниках. Затем эти цифры можно подставить в определенный набор формул, который PR-профессионалы используют для оценки популярности подобных историй. Проведя такой расчет, PR-команда нашего музея подсчитала, что проект «Рыба-мать» заработал около 2 млн. долларов медиаэфира.

В июле наша рыба появилась на обложке Australasian Science, и позже в том же году журнал присвоил нам награду – «Австралийская наука-2008», в признание важности открытия. В конце 2008 года американский научный журнал Discover опубликовал список сотни самых важных открытий во всех областях науки; «Рыба-мать» появилась в списке в числе всего трех палеонтологических открытий. Обнаружение самого раннего факта живорождения в истории даже вошло в издание Книги рекордов Гиннесса 2010 года, вместе с фотографией меня, действительно держащего в руке модель рыбы, а также было запечатлено на обложке январского 2011 года выпуска Scientific American.

Другой способ оценить фурор, произведенный в медиа каким-либо биологическим или палеонтологическим открытием, – получить свое «имя» в научной среде. Я называю это «фактором Джорджа». За день до того, как официальное имя рыбы-матери, Materpiscis, было напечатано в Nature, Google поиск не давал никаких результатов, так как, по его сведениям, такового названия не существовало. В течение недели после публикации поиск Google по запросу Materpiscis показывал результаты почти на 50 тысячах сайтов по всему миру. Даже год спустя поиск находил соответствия примерно на 5 тысячах сайтов на планете.

Глава 5. Палеозойские проблемы отцовства

Сексуальная моя жизнь началась в 1963 (что довольно поздно для моих лет) – между окончательным разрешением «Чаттерлей» – и первой пластинкой «Битлз».

Филип Ларкин. «Anuus Mirabilis»

Сразу вслед за тем, как был опубликован дайджест наших находок, мы стали подозревать, что в музейных хранилищах таится невиданное количество эмбрионов ископаемых плакодерм. Наша рыба-мать вдохновила на сдвиг парадигмы относительно ранней репродукции исчезнувших позвоночных. При детальном изучении мы могли бы найти и более интересные факты. Принадлежали ли все загадочные плакодермы к странной группе птиктодонтид – или другие группы примитивных древних рыб тоже развили столь же сложные формы копуляции?

Моя коллега, доктор Зерина Йохансон, работавшая с нами над плакодермами в Австралийском музее в Сиднее, недавно переехала жить и работать в Лондон, в Музей естественной истории, вместе с мужем-палеонтологом. Для музея взять на работу одновременно пару палеонтологов было сродни подвигу, однако столь блестящих ученых счел бы за счастье взять на работу любой музей мира. И именно тогда, под острым взглядом эксперта Зерины, определился следующий ключ к нашей истории, спустя всего-то месяц-другой после открытия рыбы-матери. Простой намек Зерины на то, что может означать в естественной истории эта находка, – и вот уже мы с Кейт летим в Лондон.

Вернемся же в лето 1982 года, когда мне было 25 лет, я впервые выехал за пределы родной Австралии и совершил путешествие в Лондон. Обзаведясь деньгами после продажи своего горячо любимого мотоцикла «Хонда 750сс», я пустился в двухмесячное путешествие по Англии и Европе, что позволило мне посетить международную конференцию по палеонтологии и анатомии позвоночных в Кембридже, а это значит – изучать коллекции ископаемых рыб в знаменитых музеях Англии, Шотландии, Швеции, Дании, Норвегии, Франции, Италии и Германии. Эти музейные исследования были важны для сравнения хорошо известных экземпляров ископаемых рыб и новых, которые я исследовал в рамках своей докторской диссертации.

В то лето в Лондоне я мало что видел, кроме залов Музея естественной истории. Когда друзья в Австралии расспрашивали меня о Тауэре, Букингемском дворце, Вестминстере, я сознался, что все это просто пропустил – зато я видел своими глазами изумительные ископаемые и даже самые легендарные из них! Не все, конечно, оценили мои приоритеты, не всем они были понятны.

Да, возможно, это был не самый культурно-познавательный тур, но первое самостоятельное путешествие позволило мне «отсортировать» дальнейшие шаги по изучению анатомии рыб, чтобы на будущий год закончить диссертацию. Мне это также дало неоценимый бонус: сеть коллег по интересам, включая доктора Роджера Майлза, патриарха в анатомии девонских рыб, с кем я мог переписываться все годы изоляции в Перте, пока напряженно работал в Австралии. В свои дальнейшие возвращения в Лондон я всегда ощущал себя как дома в «своем» кабинете в Музее естественной истории.