Утофант

"Вы что же, куриные ваши мозги, - могла бы ответить Уна, - и вправду мните, будто я здесь, у вас, впервые услышала Глюка, и Эллингтона, и Армстронга, воображаете, надутые вы невежды, будто взяли на откуп всю мировую культуру, и считаете, где уж им там на своих островах, на которых вы никогда не бывали, знать что-то? Так, гиганты мысли?" Она знала, именно таков был популярный здесь стиль "мы ребята простые". Все эти люди были бы в восторге от того, что она так быстро научилась его имитировать, и приняли бы ее слова как освежающую наивность не исковерканного образованием дитяти природы.

Уна не держала на них зла, на всех тех, что, совершенно искренне восхищаясь и поражаясь ее способностям, с таким превосходством взирали на нее. Ей даже было скорее немного жаль их, особенно Дидаса, то и дело твердившего ей, что либо она гений, либо такова уж их природа, троицких островитян. Ведь встречаются, как известно, и гениальные народности.

Сочувствие вызывали и сокурсники. Как это ты так быстро все просекаешь? Приходишь на лекцию по относительности, а когда выходишь из аудитории, у тебя такой вид, словно ты уже все поняла. Как это ты умудряешься? Ты когда зубришь?

- Зубрю? А что значит "зубрить"? - спрашивала Уна.

- Ну, мы имеем в виду, когда ты долбишь?

- А что значит "долбить"?

Они возбужденно отвечали:

- Мы почти и не видим тебя в читалке, где грызем всю эту канитель. Да и в своей берлоге ты тоже вроде не больно-то налегаешь. Как это у тебя получается?

Она улыбалась смущенно:

- Я не знаю, как это объяснить.

И думала: "Вы этого не поймете". Она не была удивлена, когда Дидас предложил ей переехать к нему, чтобы, как это здесь называлось, жить с ним вместе. Она уже успела приметить, как быстро это устраивалось здесь, в метрополии. А потому почти и не вслушивалась в доводы.

Он любит ее, говорил Дидас, потому что, с одной стороны, она кажется ему загадочной - "в женщине, понимаешь ли, должно быть нечто загадочное", - а с другой, так он полагает, ее развитие превосходит обычный средний уровень. Он не разделяет мнения коллег о том, что она-де просто-напросто рецептивно переимчива. Упомянул он и о внешних достоинствах: Уну хотя и не назовешь красивой, но внешность ее определенным образом волнует, и у нее отличное гибкое тело, худощавое, но вовсе не тощее.

- И потому в самый раз на бульон, - подытожила она.

И это ему тоже в ней нравится: ее задиристость и ирония и то, что она никакого значения не придает комплиментам. Это свойственно женщинам, которые в них не нуждаются. Но и она пусть смело скажет ему, как его оценивает. Он не страдает повышенной чувствительностью, так что нет необходимости играть в вежливость, он умеет сносить критику. И, более того, будет рад ей.

- Даже и не знаю, - тихо ответила Уна. Просто взять да и сказать, что человек, мол, таков и таков, перечислив какие-то его черты, ей и в голову не приходило. Так, на ее взгляд, даже какой-нибудь предмет нельзя было по достоинству оценить - телевизор, скажем, или автомобиль. Лишь в определенных ситуациях, считала она, предмет показывает, каков он на самом деле. А с человеком и того сложнее. Ее представление о Дидасе было расплывчатым. Сумеет ли он развить в себе черты собственной индивидуальности? То, что ей в нем уже было известно, не являлось, на ее взгляд, индивидуальными особенностями.

- Ты, я вижу, колеблешься, - сказал он кротко. - Что ж, это лишь просьба, ты можешь все обдумать, совершенно не обязательно давать немедленный ответ; я застал тебя врасплох, ты уж меня прости, Уна.

Не проблескивала ли тут искорка индивидуальности? Способность к ожиданию?

- Мне надо заглянуть на Троицкие острова, - сказала она, - я должна там кое-что забрать. - Она знала, что у него есть свой самолет.

- Ну конечно, - сказал он, - завтра и полетим. Да и мне хочется побывать в твоих родных местах. Возможно, я лучше стану тебя понимать. Он рассмеялся. - Или еще больше запутаюсь в твоих загадках. В этом тоже есть свое удовольствие.

Самолет его был из породы напоминающих музейные экспонаты, однако надежных колымаг: летал небыстро, но зато на взрывобезопасной смеси, а в случае, если бы отказал мотор, мог спланировать на посадку. Правда, полет растянулся на два дня, пришлось сделать промежуточную посадку на Багамах и там переночевать. Когда же в лучах предполуденного солнца вынырнули Троицкие острова, Уна посоветовала Дидасу передать свой пеленг на Южную посадочную станцию для автоматического управления приземлением.

- К чему? - спросил он. - Я совершенно ясно вижу внизу взлетно-посадочную полосу.

- Я настаиваю на этом, - сказала Уна, - или я прыгаю.

- Да ведь полоса прямо у меня перед носом. - Перед носом-то перед носом, но атмосферные условия здесь совсем не такие, как у тебя дома. Вполне может оказаться, что эта полоса - просто фата-моргана.

Ты лучше прислушайся к указаниям с посадочной станции. Он с неохотой перестроился по сигналам.

- Вот пожалуйста, я их слушаюсь, но мы садимся теперь прямо в море. Смотри, ты же видишь, как уходит теперь полоса, мы сядем точнехонько рядом и покатимся вниз с утесов.