Шашка со свистом опустилась и с размаху развалила надвое календарь и пресс-папье на столе у товарища Пономаренко… по залу закружились листы бумаги. Ворошилов, не по-хорошему сверкая на членов ЦК своим огненным орлиным взором, медленно убрал шашку в ножны.
Побледневший Первый секретарь занял свое рабочее место.
— Продолжаем заседание, товарищи! — поправив пенсне, успокаивающим голосом сказал Берия. — Похоже, вопрос о переносе места расположения руководящих органов решился сам собой, я прав? — и возражений от присутствующих не последовало![113]
Притихшие члены ЦК республики только молча переглядывались между собой. Поднять глаза на маршала никто не решался.
— Тогда вопрос номер два: о создании дивизии народного ополчения! — продолжил Берия. — Докладывайте, товарищ Мазуров. Послушаем внимательно, товарищи, опыт комсомольцев Бреста достоин того, чтобы распространить его на всю республику…
«Сын за отца не отвечает!» — ответил как-то товарищ Сталин на письмо комсомольца, которого хотели из-за отца-«вредителя» из Союза Молодежи «вычистить»…
«Нет, отвечает, отвечает!!!» — яростно визжали «дети арбата», приводя в пример того, сего и этого…
— Все могет быть! — философски отмечал мой хороший знакомый, колхозный шаман Алитет Йыктылгин.
Может, и отвечали за грехи отцов непутевые дети…
Только по этой логике Федя Трухин должен был быть тоже… того… Потому что ему было не одиннадцать лет (уголовная ответственность начиналась с 12), а все 22 годика, когда его отец, офицер-кавалергард в отставке, статский советник и предводитель дворянства, и старший брат — тоже офицер, и тоже гвардион, были расстреляны кроваводзержинской ЧК за участие в организации мятежа в Костромской губернии. Так нет. Никто Трухину и дурного слова не сказал. И в правах Федю не ограничивал.
Поступил Федя в Красную Армию, да не рядовым бойцом, а сразу на пехотные курсы краскомов. Хоть и не поучаствовал в Гражданской (а красные курсанты частенько бросались в самые трудные места), но карьерочку себе сделал.
Закончил две Академии — сначала имени Фрунзе, в 1925 году. А потом — и Академию Генерального Штаба. Вместе с товарищем Сандаловым в одной группе учился. Тенденция, однако (с).
В боях никогда не участвовал, однако орденок Красного Знамени и медаль «XX лет РККА» получил, по совокупности деяний. Хотя третий брат Федора был репрессирован в 1938 году.
А к 1941 году товарищ генерал-майор Трухин Федор Иванович был не менее как начальник штаба Северо-Западного фронта. И сейчас летел на «Р5-Лимузин» в штаб соседнего фронта.
…Стремительная тень на секунду затмила левое окошечко. Строчка трассеров прошила борт и плоскость. Самолет качнулся и резким разворотом метнулся к кронам деревьев.
— Немедленно садимся!!! — заорал Трухин, распахнув форточку, загораживающую пилотскую кабину.
— Товарищ генерал, все нормально, уйдем! — не оборачиваясь ответил пилот.
— Садись, Я ТЕБЕ ПРИКАЗЫВАЮ!!! — истерически завизжал Трухин.
Пилот штабной эскадрильи, выполнявший роль извозчика для высшего комсостава, перечить не посмел. Подпрыгнув несколько раз, самолет приземлился на проселочной дороге. Летчик и пассажир выскочили из кабины и прижались к стенке придорожной канавы. Немецкий истребитель, сделав еще один заход, поджег несчастный «лимузин» и довольный, помчался хвастаться победой над русским бомбардировщиком.
— Эх, товарищ генерал… ну зачем вы так? Мы бы ушли! — вздохнул летчик. — А теперь мы бог знает где… Минск в 180 километрах… и зачем Вы меня заставили так сильно на Запад уклониться?
— Посмотри, кто там на мотоцикле едет?
Летчик, приставив ладонь ко лбу на манер козырька:
— Вроде… в сером? Это же немцы! Товарищ генерал, бегите, я Вас прик…
Выстрела в упор летчик уже не услышал. Свою пулю не услышишь никогда…
Трухин отбросил дымящийся ТК и вынул из кармана белейший батистовый носовой платок.
Когда мотоцикл подъехал поближе, Трухин гордо произнес:
— Ich — der sowjetische General. Ich habe die eilige und wichtige Mitteilung fur das Deutsche Kommando! — И продемонстрировал портфель с секретными документами.
— Sie kapitulieren? — С удивлением глядя на советского генерала, произнес сидевший в коляске немец.
— Ja, ja, naturlich! — радостно кивнул Трухин.
— Und wen er? — показывая на убитого летчика, около головы которого уже расплывалась черная лужица, спросил немец.
— Es ist der fanatische Bolschewik! — угодливо отвечал Трухин, заглядывая ему в глаза.
— Ну, мне, в общем, все ясно… — на чистом русском языке сказал немец, обращаясь к своему напарнику, сидящему за рулем. — Вася, а у нас веревочка есть?
— А как же, дядя Фима… Обязательно есть. Крепкая! — утвердительно кивнул Корж, запасливый как все бульбаши.
Трухин запрокинул голову и завыл…
Через полчаса только пилотский шлем на свежем холмике напоминал о трагедии. А июньский ветерок шаловливо раскачивал поскрипывающую под тяжелым грузом ветку старой осины…