Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

И вот поэтому ждала Свиста после призыва 4-я стационарная военная голубиная станция ОСНАЗ.

Любили, знаете, ОСОБЫЕ войска набирать себе личный состав из бывших беспризорников. Недаром товарищ Макаренко, тот самый, из колонии имени Дзержинского, носил звание капитана НКВД (а вы и не знали?). Вроде как вырастали в этом богоугодном заведении янычары для диктатуры пролетариата.

…Колька осторожно снял с лапки птицы тоненький пенальчик со спецсообщением. Конечно, рация — это хорошо, это современно… Но резидент из Литвы, большой любитель орнитологии, прекрасно обходился без всякой антенны. В конце концов, голубя не запеленгуешь…

Информация о движении немецких танковых колонн поступит в штаб Фронта без промедления…[131]

24 июня 1941 года. 11 часов 30 минут.

Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области

На пыльной деревенской улице, у маленькой бревенчатой церковки, на старых сосновых бревнах возле покосившегося забора сидит седой, как лунь, деревенский батюшка.

Около него останавливается древняя старушонка, согнутая несчитаными годами почитай что в дугу.

— Здравствуй, отец Гарвасий!

— Здравствуй и ты, Олеся… только какой я теперь отец…

— Чегой-то?

— Или ты не знаешь? Брось дурить-то… я человека сейчас убил.

— Эва! Вона оно чо! Батюшка, но ты ведь немца убил?

— Немца или готтентота — все одно, извергнут я из сана.

— Батюшка, да ведь ежели ты бешеную собаку, что на ребенка кинулась, застрелил — в том вины твоей нет?

— Олеся, уйди, очень тебя прошу… не доводи до греха. Проклят я, проклят навеки… Теперь я совсем как ты! Ха. Ха. Ха. Даже вот во храм свой взойти уже не могу…

— Батюшка, а ты хоть пробовал? Взойти-то?

— И пробовать не буду. Я ЗНАЮ!

— Батюшка, это предрассудок., вот хоть на паперть взойди! А я за это тебе «Отче Наш» прочитаю вслух. Два раза!

— Ну разве что на паперть…

Осторожно, будто идет по раскаленным углям, отец Гарвасий поднимается на крыльцо, крестится, за позеленевшее кольцо тянет на себя тяжелую деревянную дверь…

— Упаси меня Лада, уж и за доктора Фрейда приходится трудиться… — Олеся вздыхает и делает странный, ни на что не похожий жест.

Спустя несколько минут из церквушки выходит ошеломленный отец Гарвасий… На неверных ногах возвращается к бревнышку и почти падает. Олеся молчит. Молчит и отец Гарвасий. Потом поворачивает голову к Олесе:

— Никто ведь и не поверит…

— Я ПОВЕРЮ! — убежденно говорит Олеся. — И ты поверил.

— Олеся, ведь ОНА мне улыбнулась… ласково!

— Батюшка! А ведь ты в своего Бога-то не верил! — Олеся радостно всплеснула руками. — То есть верил, но только умом, хоть и пострадал уже в тюрьме за Него… А ведь Он-то у тебя — хороший!

— Олеся, вот тебе Крест! Уверовал теперь истинно! — истово крестясь, сказал отец Гарвасий. — Радость-то какая… Господи! Ну, твари, ну оккупанты, держитесь теперь! Мы со Христом! Кто же на ны?

Олеся только тихо улыбнулась про себя…

24 июня 1941 года. 11 часов 35 минут.

Лесная поляна слева от шоссе Минск — Молодечно

— Товарищи командиры! — скомандовал замполит 100-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Кирилл Иванович Фляшкин.

Собравшиеся на поляне красные командиры встают и одергивают уже запылившуюся форму. С обочины шоссе под сень деревьев бодро сбегает комдив Руссиянов. За ним следует помощник начштаба по тылу капитан А. К. Ростовцев, который тащит в руках деревянный ящик со звякающими бутылками. Товарищи командиры оживляются — вкусы генерала Руссиянова и особенно его любовь к пенному хмельному напитку, а равно и его широкая, хлебосольная душа известны всем.

Однако в пивных бутылках оказался вовсе не любимый янтарный напиток. На вынутой Руссияновым из ящика бутылке была аккуратно приклеена литографически исполненная этикетка: несколько весьма красноречивых рисунков, так, чтобы даже самый светловолосый солдат понял… Минимум текста, максимум доходчивой визуальности.

И как чиркать аккуратно прикрученными проволокой огромными спичками по не менее аккуратно прикрепленной терке, и как бросать, и указание, что у танка двигатель сзади, а у бронемашины — спереди…

— Да! Дизайнер уж постарался… — явно любуясь бутылкой, сказал Ростовцев.

— Разумеется! Такая уж у них нация! — авторитетно подтвердил Руссиянов. — Если бы какому-нибудь нашему Иванову поручили — вышло куда корявей! Ну, не красен кабак пирогами, а красен пиздюлями! Надо бы попробовать…

Руссиянов взял в руки бутылку и подошел на десять шагов к огромному серому валуну.

«Только бы не промазать… а то все насмарку… ну, ХОСПОДИБЛААСЛАВИ…»

Чиркнул спичкой, поджег фитиль, размахнулся… Звон стекла, разлетающиеся брызги… И — ничего… Только тоненький дымок., а потом! Скворчащее черно-бордовое пламя охватило валун!

— Горит! От бутылки горит, товарищи! А это ведь камень, не танк…