Утомленные бытом

– Да ты че, да ты…

– Хорошо, тогда я сама! И пусть я испорчу свой новый маникюр, пусть я исцарапаю свои пальчики…

– Да, ладно, да ты че…

Тут Ева не сдержалась, подскочила к яблоне и стала ее лихорадочно трясти. Яблоки градом посыпались с ветвей. Красные, сочные. Но зеленое висело и упрямо не желало падать. Ева разрыдалась, и никакие утешения мужа не могли ее успокоить.

– Ты не мужчина! – орала она, – ты не любишь меня! Пока не достанешь мне это яблоко, я тебя в постель к себе не допущу!

Бешеная кровь прилила к голове Адама. Рассвирепел он, ополчился. Кинулся с остервенением трясти яблоню. Все яблоки рухнули к его ногам. Кроме одного, зеленого. Схватил тогда Адам первую, попавшуюся под руку палку, замахнулся и сшиб злополучное яблоко. И отлетело оно прямо к ногам жены. Ева моментально успокоилась и заулыбалась приветливо.

Ну, а что было дальше – известно всем.

Хлопотушечка

Сына недавно я женила. Васятку. Он у меня такой лапушка, такой кисонька. Кровинушка моя ненаглядная. Не пьет, не курит, по дискотекам не шастает. Ляжет на диван и газеты читает, читает, читает. Очень образованный у меня Васятка. Интеллигентный, воспитанный. А жены себе взял недоразумение какое – то. Худющая, в очках. Правда, с высшим образованием.

Привел ее Васятка со мной познакомить и говорит прямо с порога!

– Это маменька – Леночка. Мы решили пожениться. Жить будем у нас. Она тебе понравится. Леночка такая хлопотушечка!

Слава Богу, думаю, мальчику уже сорок пять, пора и семьей обзаводиться.

Поженила я их. Поселила у себя. Решила от всех домашних забот – хлопот огородить.

Как – то затеялась пироги печь. Стала тесто замешивать, хлопотушечка тут как тут.

– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.

Хватает чашку, муку, яйца. И начинает хлопотать. Тут же все пролила, рассыпала, разбила. Сама в муке, в яичной скорлупе. Смотрит на меня оленьими глазами, чуть не плачет.

– Иди, – говорю ей, – отседова. Иди вон к Васятке на диван, помоги ему кроссворд разгадывать.

Обиделась, ушла. Васятка со мной потом полдня не разговаривал.

А тут затеялась я белье постирать. Только выкатила на кухню стиральную машинку, хлопотушечка тут как тут.

– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.

Хватает белье, стиральный порошок, отбеливатель. И начинает хлопотать. Все тут же пролила, рассыпала, сломала. Сама в порошке, в хвойной пене. Смотрит на меня газельими глазами, плачет.

– Иди, – говорю ей, – отседова, не суетись. Иди вон к Васятке на диван, помоги ему сканворд разгадывать.

Губы надула, ушла. Васятка со мной потом сутки не разговаривал.

Решила я как – то полы помыть, ковры пропылесосить. Только достала из кладовки пылесос, хлопотушечка тут как тут.

– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.

Выхватывает у меня из рук швабру, тряпку. И начинает хлопотать. Через минуту разбила хрустальную вазу, люстру, аквариум. Сама в рыбках, водорослях. Смотрит на меня антилопьими глазами, рыдает.

– Иди, – говорю ей, – отседова, мать твою! Иди вон к Васятке на диван, помоги ему ребус разгадывать.

Убежала, хлопнула дверью. Васятка со мной потом неделю не разговаривал.

А вчерась затеялась я простыни подшивать. Притащила на кухню швейную машинку, включила ее, строчу, строчу, строчу. Нет хлопотушечки.

– Обиделась, – думаю, – что ли?

Тут дверь на кухне открывается, появляется мой Васятка. Весь такой озабоченный, в костюме, при галстуке.

– Ты бы, маменька, – говорит, – так не шумела тут. Леночке покой нужен.

– Заболела, – спрашиваю, – что ли твоя хлопотушечка?

– В положении она.

– В каком положе… Да ты что? – Я аж со стула чуть не свалилась. – Смогла?!

– Смогла, маменька.

– Сама смогла?!

– Сама, маменька!

Я так обрадовалась, так обрадовалась! Ну, думаю, хлопотушечка! Внучонка мне, наконец – то, родит. Сама! Смотрю на Васятку, и сердце у меня радостью наполняется. Молодец хлопотушечка! Надо будет с пенсии какой – нибудь ценный подарок сделать!

Так вышло

– Ну, как же так? Ну, разве же так можно? – Пожилой седоволосый милицейский подполковник посмотрел на Кузьму Афанасьевича. Но как – то особо посмотрел. Ни с укором, а с пониманием, – как же так?

– Дык, вот так! – Кузьма Афанасьевич растерянно развел руками, – лезет и лезет. Лезет и лезет. Ну и все.

– Нет не все, – подполковник взял со стола бумагу. – Тут вот в протоколе все черным по белому написано. Вот «…со всего размаху, прибывая в отчаянной ярости, оторвал от потолка люстру…».

– Чаво?

– Люстру зачем от потолка оторвал? – усмехнулся седовласый подполковник.

– Дык, так вышло, – Кузьма Афанасьевич потупил виноватые глаза в пол, – я ить ей говорил. А она лезет и лезет. Я ей говорю, мать твою, а она лезет и лезет.

– Не матерись, Кузьма Афанасьевич, – подполковник едва сдержал улыбку, – тут вот в протоколе далее черным по белому написано. Вот «…и опустил ее на голову, пребывающей с ним в законном браке…»