Утомленные счастьем, или Моя случайная любовь

– Солнышко мое, как я могла спать, если ты находилась в таком состоянии?

– Ты просидела рядом со мной целую ночь?

– Конечно, дочка. А разве могло быть по-другому?

– Но ведь ты устала! Мамочка, тебе нужно отдохнуть.

– Доченька, я совсем не устала! Я рада слышать твой звонкий голосок!

Я бросилась к матери на шею и осыпала ее поцелуями.

– Мамочка, я в полном порядке. Я чувствую себя великолепно!

– Ну вот и хорошо.

– Я больше никогда не пойду против воли отца, мама. Мне так жалко Вадима. Мне кажется, он меня все-таки любил...

– Конечно, моя девочка. Ты такая красивая, тебя невозможно не любить.

– Я привыкла к нему за эти дни...

– Мы с папой не были в восторге от него, но... он по-настоящему о тебе заботился, Маша, надо отдать ему должное, когда ты уехала в Грецию, он места себе не находил.

– Если бы Вадим остался жив, я бы обязательно нашла для него добрые слова. – Я подняла голову и, вздрогнув, спросила:

– Мамочка, а почему мы скупимся на любовь?

– Не знаю, доченька. Наверное, человек так уж устроен. Помнишь сказку о синей птице? Дети пошли искать ее за тридевять земель, а она оказалась дома – только руку протяни.

– А почему люди боятся настоящей любви?

– Боятся? Вот уж не знаю. Наверное, не хотят попадать в зависимость.

– Разве это так страшно – попасть в зависимость от любимого человека?

– Да, доченька. Я люблю отца, но я... Я не состоялась как личность.

Мама достала платок и вытерла глаза.

– Мамочка, а если ты зависишь от любви, это тоже страшно? – растерянно спросила я.

– Конечно, Маша, – немного подумав, ответила она.

– Но почему?

– Потому что ничего вечного не бывает.

У любви тоже бывает начало и конец.

– Даже у самой большой любви?

– Даже у самой большой.

Мы с мамой спустились в столовую и сели завтракать.

– А что папа? Уже уехал? – намазывая хлеб джемом, спросила я.

– Доченька, ты, наверное, забыла, но сегодня наш папа именинник.

– У него день рождения?

– Да.

– А когда мы будем его поздравлять?

– Вечером, дочка.

– Сегодня вечером?

– Ну конечно! Часам к семи приедут гости. Будет шумно, весело. Правда, папа хотел все отменить...

– Отменить? Почему?

– Потому что ты еще слишком слаба, моя деточка.

– Мамочка, не надо ничего отменять! Я прекрасно себя чувствую!

– Я сказала отцу то же самое. Да и развеяться тебе нужно. Так что торжество обязательно состоится.

– Доченька, доброе утро, – раздался за спиной голос отца. Он поцеловал меня в щеку и сел рядом.

– Пап, так ты сегодня у нас именинник?

– Да, Машенька.

– Тогда я поздравляю тебя!

Похлопав меня по руке, отец виновато сказал:

– Я не хотел ничего отмечать, дочка, но... Как-то неудобно перед людьми, понимаешь?

– Понимаю, папка! Обязательно будем отмечать! – закричала я и захлопала в ладоши.

После завтрака я выбежала на улицу и увидела Толика.

– Здравствуй, Маша, – явно не собираясь уходить, поздоровался он.

– Привет, а ты кого-то ждешь? Отца?

– Нет, Маша. Я это... Я к тебе приехал.

– Ко мне?

– Ну да. Может, куда съездим?

– С чего бы это?

Вместо ответа Толик стал топтаться на месте.

Выглядел он до смешного глупо.

– А, ты решил занять место Вадима, – с издевкой произнесла я. – Свято место пусто не бывает...

– Маша, ну зачем ты так?

– С кем в сауне парился, с тем и встречайся!

Развернувшись, я вернулась в дом, чувствуя спиной сверлящий взгляд Толика.

Перебирая в комнате Машины вещи, я вдруг поняла, что мне совершенно нечего надеть. Вечерние платья слишком закрытые, строгие. Странно даже – молоденькая девушка, а носила такие. Хотя вот эта миленькая тряпочка, купленная, видимо, совсем недавно – на ней даже ценник сохранился (полторы тысячи зелененьких, между прочим!), – вполне подойдет. Цвет яркий, насыщенный, модная в этом сезоне американская пройма (по типу купальника: открытая спина, перехлест на шее).

Спинка у меня загляденье – есть, что показать, пусть гости смотрят и любуются. Талию можно перехватить поясом-корсетом – вот этот, сиреневый, будет в самый раз. На ноги – туфли-лодочки такого же сиреневого цвета. Осталось подкрасить глаза – тени легкие, естественные, никаких многоцветных наворотов, которые столь обожают мои бывшие (да, да, теперь уже бывшие!) коллеги по ремеслу. Губы сделаем поярче, красный цвет мне идет, и – духи, нежнейшие духи от Кристиана Диора с тонким запахом ванили (по капельке – за уши, на сгиб локтя, между маленьких крепких грудей).

В половине восьмого я спустилась вниз. В гостиной было много народу. Кого-то я уже знала, кого-то – нет. Приглашенные стояли небольшими живописными группками и вполголоса, как и подобает по этикету, переговаривались между собой.

Вышколенные официанты, беззвучно скользя по блестящему паркету, разносили аперитив. Радужное мое настроение едва было не испортил так некстати появившийся Толик.

– А тебя сюда каким ветром занесло? – усмехнулась я.

– Маша, почему ты на меня злишься?

– По-моему, тебе здесь нечего делать. Ты кем отцу приходишься, родственником или близким другом? А может быть, ты метишь в зятья?

– Я телохранитель, Маша, и сюда пришел работать.

– Что ж, желаю успеха, – сказала я и собралась отойти.