– А ты не боишься, что мой отец убьет тебя за такие шуточки?
– Ничего он не сделает. Я все равно от него ухожу. Я никогда не засиживаюсь подолгу на одном месте. А наказать тебя мне хочется. Ой как хочется.
– Но за что?
– Не люблю оставаться в дураках, Маша. Из-за тебя мне пришлось грохнуть твоего первого женишка. Зачем мне лишние конкуренты? Честно говоря, я думал, что следующим твоим женишком стану я. А ты меня так обломала... Такие вещи не прощаются...
– Так это ты убил Вадима?
– Конечно, крошка, но его смерть, похоже, тебя совсем не всколыхнула. Еще тело в морге стыло, а ты уже нашла себе нового утешителя.
– Послушай, но ты ведь погнал машину в Москву.
– Я ехал за вами. По-тихому, без фар. Оставил машину у обочины и к берегу пошел пешком.
Я даже видел, как вы трахались. А ты темпераментная, сучка. Даже слишком темпераментная...
– Ну и сволочь ты, Толик! – закричала я, сжав кулаки. – Я всегда знала, что ты сволочь! Ты все делаешь исподтишка. Буквально все... Ты убил не только Вадима, в Москве ты убил своего двоюродного брата! Ты убил Таньку! Скажи честно, зачем ты ее убил?!
– Откуда ты про все это знаешь?
Глаза Толика испуганно забегали.
– Я знаю все.
– Ну ты, в натуре, умеешь читать мысли, – взял он себя в руки. – Ну ладно, скажу. Все равно ты покойница. Я убил эту дуру за то, что она каждый день уговаривала меня сдаться в милицию. Она, видите ли, честной оказалась, как пионерка, ей-богу. У меня не было другого выхода... А теперь я прикончу тебя, Маша, потому что ты, поводив меня за нос, собралась замуж за другого. А чем он лучше меня? Тем, что у его папаши деньги есть, а у меня нет? Видела бы ты его раньше! У него вообще ни хрена не было. Он даже спер заначку из моего пиджака!
– Чтоб ты сдох, сволочь!
– Я-то не сдохну, сдохнешь ты. Говорят, ты уже горела однажды? Жаль, что сразу к праотцам не отправилась. Ну ничего, я могу исправить ситуацию.
Толик схватил меня за руку, усадил на стул и, вытащив из кармана веревку, крепко привязал к стулу.
Затем он принес из прихожей канистру с бензином и выплеснул мутноватую жидкость на ковер.
– Толик, что ты задумал? – заплакала я.
– Ничего страшного, сейчас я чиркну спичкой, и ты сгоришь вместе с этим гребаным домом.
– Толик, умоляю тебя, не делай этого!
Но Толик меня не слышал. Наверное, он сошел с ума. На лице его играла сатанинская улыбка. Из груди вырывался хриплый смех. Чиркнув спичкой, он бросил ее на пол, и ковер загорелся.
– Помогите, помогите, – отчаянно закричала я, задыхаясь от едкого дыма.
В эту минуту в комнате появился Макс. Толик не мог его заметить, так как стоял спиной к двери.
Макс быстро вскинул ружье и выстрелил в Толика несколько раз. Затем он бросился ко мне и вместе со стулом понес к выходу. Я громко ревела и чувствовала, что в любой момент могу потерять сознание.
– Девочка моя, держись, держись, – кашляя, бормотал Макс.
У самого порога он споткнулся и упал. Последнее, что я помню, – язычки пламени, подбиравшиеся к его лицу.
Эпилог
С тех пор прошло более двух лет. Мы не погибли на том пожаре. Охранники заметили клубы черного дыма и подоспели вовремя. Сначала вынесли меня, затем Макса. Если не считать нервного потрясения, я почти не пострадала. А вот Макс... Макс потерял зрение. Врачи говорят, что, увы, сожжена сетчатка, а она восстановлению не подлежит...
Но это неважно. Главное, что Макс жив, а видит он или нет, не имеет для меня никакого значения. Мы живем в загородном доме под Питером и безумно счастливы. У нас подрастает прекрасный сынишка, которого мы назвали Виталиком. Это в честь моего отца. А еще мы мечтаем о дочке, и она обязательно у нас появится. Просто нужно немного подождать.
Мы поженились сразу, как только Макса выписали из больницы. Свадьба была шумной и веселой, какой и положено быть настоящей свадьбе.
Но пожалуй, больше, чем свадьба, мне запомнилось рождение сына.
Беременность я перенесла очень легко, так как чувствовала поддержку любимого мужчины.
И родила я тоже легко, даже боли почти не почувствовала.
Девчонки, лежавшие со мной в одной палате, подносили к окну новорожденных малышей и показывали их мужьям. Показать своего я не могла, но совершенно не испытывала комплекса по этому поводу. Когда Макс приехал меня навестить, я громко закричала, высунувшись в окно чуть ли не по пояс:
– Максимчик, дорогой, наш мальчик – вылитый ты! У него твой носик, твои ушки и твои глаза! Он очень красивый. Макс! Представляешь, какой из него получится мужчина! Самый прекрасный и самый желанный!
Макс прижимал к груди огромный букет роз и улыбался. Хотя нет... Он улыбался и плакал одновременно. Говорят, что слепые не умеют плакать... Вот уж неправда! Они такие же, как и мы, только чувствовать умеют намного глубже и чище. Я знала, что это были за слезы. Это были слезы счастья и благодарности. Забыть их я не смогу никогда в жизни.
За эти два года у Макса прекрасно развился слух. Когда мы с ним гуляем по лесу, он «видит» гораздо больше, чем вижу и слышу я. Финансовых проблем у нас нет, потому что у наших родителей столько денег, что хватит на несколько поколений.