Однако Снежана ждала продолжения. А не дождавшись, понимающе кивнула и отослала слуг из трапезной. Едва слуги удалились, она вновь выжидательно вперилась в чародея.
Однако чародей сосредоточенно и со вкусом изучал содержимое своей тарелки и отвлекаться от сего увлекательного занятия вроде бы не собирался. Желудок, мол, допрежь всего…
Княжна нетерпеливо заерзала на своем стуле, но Свет и ухом не повел.
Пусть-ка понервничает, подумал он. Любому охотнику известно, что в капкан иногда вместо звериной лапы попадает обыкновенная палка. К примеру, упавший с дерева сук. Или брошенная кем-нибудь дубина… Но откуда об этом знать капкану? Щелкнул, сцепил челюсти – и все в порядке!..
Обед продолжался в абсолютном молчании.
В конце концов княжна не выдержала:
– Вы ныне удивительно разговорчивы, чародей! – В голосе ее зазвучали знакомые нотки. – Или на вас так сильно подействовал неожиданный обморок?
– Да, – сказал Свет. – Я человек, и все человеческое мне свойственно.
– Все ли? – Княжна ехидно улыбнулась.
– Без сомнения все.
– Даже любовь?
И тогда Свет решил запустить в капкан не сучок. И не коготок –
– Даже любовь, сударыня.
Аура княжны не изменилась – все тот же серебристый туман. А улыбка стала гораздо шире. Наверное, она получила от гостя нужный ответ, ибо тут же позвонила в колокольчик.
В трапезной вновь появились слуги, подали следующие блюда. Больше княжна к гостю не приставала, и обед завершился в благостной тишине. Оная тишина в исполнении Снежаны была настолько необычным произведением искусства, что на Света снизошло умиротворение. Какие еще капканы? С чего он взял? Дюжинная девица сидит напротив… Нет, недюжинная, ибо красна. А также – ибо не трещит как сорока… Словом, никакая она не кикимора, брате! И не змеюка!
После обеда умиротворенный Свет поднялся к себе. Не раздеваясь, прилег на постель. И не заметил, как уснул.
Сон был странным.
Сон и не сон. Снословие…
Свет со Снежаной скакали куда-то верхами. Странно так скакали. Копыта не просто постукивали, а вроде бы напевали. Не то – по долинам и по взгорьям не по дням, а по часам. Не то – средь безжизненной пустыни стал кладезь на радость нам…
Свет смотрел на себя со стороны и
Зато – растянутые ноги без ногавиц. Зато – ждущие губы в кровавой помаде. Зато – алчущий пищи кладезь…
И – на перепутье – камень стопудовый. А на камне – слова словенские. Не слова – предупреждения…
Коня пока жалко, себя уже не нужно, а кладезь… Что нам, брате, кладезь? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Значит – налево!..
Шли, шли – дошли.
Особый кладезь. Не выкопан. Не срублен. Крышей от мусора не перекрыт. И – без журавля. И – без ворота… Хотите напиться: нырк! – и с головой. А уж выплыть – как доведется…
Нет, брате, нас жажда не мучит. Нам нырять туда – не с руки! Мы и мимо проехать горазды.
«Ошибаетесь, путник!»
Кто это сказал?
«Ошибаетесь, любезный! Проехал бы мимо – да сказка не велит… Кто налево повернул, тот в кладезе утонул!»
А вот и табличка с названием. Как на мосту. Мост бывает Синицын или Вечевой. А кладезь – Олегов или Задорожный. Этот же прозван – «Додолин». Знать, соорудил его какой-то тип по прозвищу Додола. И не для желающих напиться, а для жаждущих утопиться…
Странное прозвище у кладезных дел мастера… Скакать вам, брате, до дола, а за долом – юдоль без доли… И сплошная недоля…
Как там было сказано у сочинителя небылей Платона Вершигоры?.. «Она была желанна, как кусочек простого ржаного сухаря в голодный год…»
Нет, Платон Вершигора подобную фразу придумать не мог – неведом ему был истинный смысл слова
Скачь-поскачь.
Прыг да прыг…
Сон и не сон.
Снословие.
Суесловие…
Разбудила его горничная Радомира. Сказала, что вернулись хозяева и скоро будет подан ужин. Попеняла чародею за то, что он спит в одежде и на неразобраной кровати.
Свет оправдался тем, что не захотел отвлекать ее от других дел, и Радомира оставила его в покое.
Свет же умылся, переоделся и, когда прозвучал гонг, спустился вниз.