Утопающий во грехе

В стране грянула торопливая приватизация. В своем городе Ломакину с помощью связей отца удалось приватизировать цементный завод, мясокомбинат и рынок. Конкуренты из бывшей номенклатуры и уголовная братия решили, что у него мохнатая лапа в Москве, и связываться с ним не стали. Больше того – двинули замом главы администрации. Скоро Ломакин посадил начальником угро своего двоюродного брата. И стал прибирать к рукам самые лакомые куски города и района. Для того чтобы убедить конкурентов быть посговорчивее, он пользовался услугами отморозков, которые могли учинить что угодно – погром, пожар, могли избить до полусмерти, изнасиловать жену или дочь. Но вот где-то полгода назад нашла коса на камень. На месте православной воскресной школы Ломакин задумал построить торговый центр. Однако настоятель храма отец Афанасий уступать землю под школой не хотел, и никакие уговоры и угрозы на него не действовали. Мало того, война со священником вызвала неудовольствие в областном центре, и Ломакину тихо посоветовали умерить аппетиты. Тот вроде бы отступил и затих. Правда, Зарубин был уверен, что отступил он лишь на время и выжидает удобного момента.

Отца Афанасия Зарубин помнил еще озорным парнишкой Генкой Паниным с самой хулиганской окраины города. Но именно озорным, дерзким. В нем от рождения не было той безжалостной злобы волчонка, которая так свойственна малолетней шпане. То ли Бог, то ли случай уберегли его от воспитательной колонии для несовершеннолетних, и Панин благополучно убыл в армию. Домой он не вернулся. Зарубин слышал, что после службы в горячих точках он подался в духовную семинарию, но сначала в это даже не поверил. Поверить пришлось позже, когда Панин вернулся в родной город уже в качестве настоятеля храма отца Афанасия.

Вернулся он в самое отчаянное время, когда в городе взяли власть попрятавшие уже ненужные партбилеты партийные аппаратчики и местная братва. Афанасию для попечения достались их бесчисленные молчаливые жертвы, уже ни на что в этой жизни не надеющиеся. И для всех он находил доброе участливое слово, многим помогал, чем мог. А потом пошел слух, что крещенные им ребятишки болеют куда меньше других, и потянулся к нему народ и из других городов. А потом перехлестнулись его пути и с уголовной братвой. То просили его кровавую разборку между своими предотвратить, то отпеть отправившегося в мир иной другана… Дальше – больше: с просьбами помочь разобраться в щекотливых делах с конкурентами стали к нему обращаться и бывшие партийные секретари, ставшие банкирами, бывшие директора заводов, ставшие их хозяевами, городские власти и даже милицейское начальство. Отец Афанасий никому не отказывал, потому что любой мир считал делом богоугодным и правильным.

Откуда у него брались на это силы, Зарубин понять не мог. Но ведь находились. И в какой-то момент Зарубин ясно осознал, что без отца Афанасия город окончательно превратился бы в загон, где сильные помыкают слабыми без всякой жалости. А зачастую и без злобы даже – как помыкают бессловесными тварями. Отцу Афанасию удавалось разлившуюся в воздухе злобу хоть как-то утишить. Раз заговорили они об этом с Зарубиным, и батюшка с печалью сказал, что уповать можно на то, что все-таки опомнятся со временем люди, поймут, что нельзя так жить, как они живут… И еще пригласил Зарубина зайти на занятия в воскресную школу – посмотреть на ребятишек, послушать их звонкие голоса…

«С такими детками как можно веру терять? Они совсем другими растут. Я даже не столько от молитв, сколько от них сил набираюсь», – тихо признался он. И так это было сказано, что Зарубин решил в школу обязательно заглянуть.

А на рассвете следующего дня инспекторы патрульной машины ГАИ обратили внимание на большую собачью стаю, грызущую что-то в кювете. Когда милиционеры вышли из автомобиля и подошли ближе, увидели уже обглоданный собаками труп, в котором сразу опознали отца Афанасия.

Прибывшая на место преступления оперативная группа районного УгРо, с которой по старой памяти приехал и Зарубин, обнаружила в снегу, неподалеку от трупа, пистолет «ТТ». Осматривая обочину, Зарубин приметил след правого переднего колеса джипа, впечатавшийся в замерзшую мочу. С внешней стороны протектора резина была стесана, и во льду четко отпечатались следы шипов… Зарубин хотел рассказать об этом начальнику УгРо, возглавлявшему оперативную группу, но тот раздраженно отмахнулся:

– За ночь по трассе тысячи машин с шипованными колесами проехали, попробуй найди их теперь. И кто искать будет? У нас студенты юрфака следаками пашут.

Но Зарубин не отступал. И поведал майору о тамбовском джипе-чероки, о встрече тамбовских «быков» с Ломакиным. Он даже номер джипа собрался назвать, но майор как-то слишком пристально посмотрел на него, отвел в сторону и наставительно сказал:

– Дед, ты теперь участковый? Вот и следи за алкашами на своем участке. Или с ментовскими законами не знаком?

– Это с какими же? – буркнул Зарубин.

– Не совать нос туда, куда тебе не положено! – отрезал начальник УгРо и угрожающе добавил: – Если не хочешь остаться совсем без носа.