Утопический капитализм. История идеи рынка

В Англии ситуация немного иная. Этому есть две причины. Во-первых, потому что внутренних таможенных границ там не существует; ситуация, которая, впрочем, в чем-то связана со слаборазвитостью, по сравнению с Францией, сети внутренних наземных коммуникаций. В этом отношении особенно показательны сопоставления, которые мы находим в путевом дневнике Артура Янга. Во-вторых, потому что налоговые поступления королевства идут главным образом от внешних обменов. Слабость английской внутренней торговли, таким образом, не есть результат искусственного сдерживания при помощи многочисленных налоговых и административных преград. Поэтому английская политэкономия естественным образом более чувствительна к конструированию внутреннего рынка, в то время как французская политэкономия озабочена прежде всего освобождением внутренней торговли. Эта разница весьма важна. Она позволяет понять определенную неоднозначность французского либерализма, который позиционирует себя скорее как модернизаторское движение, борющееся с архаизмами, чем как истинное движение трансформации; вернее даже, он понимает либеральную трансформацию общества лишь как простое движение модернизации (проблема эта, впрочем, до сих пор актуальна во Франции). Английский либерализм более эксплицитен, поскольку он оказывается в другой ситуации. Он поэтому лучше понимает единое движение возврата к внутреннему и последовательного уничтожения различия между внутренним и внешним[133]. Точно так же он склонен акцентировать внимание, в первую очередь, на препятствиях, мешающих формированию общества рынка, каковыми являются различные преграды для передвижения людей. У английского либерализма четкое видение связи между рыночной экономикой и обществом рынка. Это особенно ясно у Адама Смита, который посвящает данному вопросу очень длинные выкладки. Он критикует одновременно и параллельно логику управления европейских стран, стесняющего «свободный переход труда и капитала от одного промысла к другому и с одного места в другое» (Богатство народов. Кн. I, гл. X, отд. II)[134], и преграды для осуществления общества рынка.

Действительно, в ситуации Англии XVIII века вопрос о преградах для рынка – прежде всего социологический. Целый ряд законов и регламентов ограничивает передвижение людей и конкуренцию рабочей силы. «Статут о ремесленниках» 1563 года (Statute of artificers) фиксировал обязательные правила для всех признанных профессий во всех городах, входящих в рынок (incorporated towns); это был настоящий трудовой кодекс, описывающий условия доступа к ремеслу, процесс обучения, взаимные обязательства мастера и подмастерья. По Смиту, эти мальтузианские правила создают серьезное препятствие осуществлению прав собственности и права на экономическое благополучие. «Самая священная и неприкосновенная собственность есть право каждого человека на собственный труд, ибо труд есть первооснова всякой другой собственности. Все достояние бедняка заключается в силе и ловкости его рук, и мешать ему пользоваться этой силой и ловкостью так, как он сам считает для себя удобным, если только он не вредит своему ближнему, значит прямо посягать на эту священнейшую собственность. Это представляет собой явное посягательство на исконную свободу как самого работника, так и тех, кто хотел нанять его <...>. В любом обществе вполне можно положиться на осторожность того, кто нанимает рабочего, и судить по его действиям, заслуживает ли этот рабочий места, потому что речь здесь идет о собственном интересе нанимателя» (Богатство народов. Кн. I, гл. X)[135].