Читаем Утопический роман XVI-XVII веков полностью

Сирано справедливо называют учеником Пьера Гассенди, который подвергался преследованию со стороны иезуитов за апологию этического учения Эпикура и борьбу против схоластической философии. Но утверждать, будто Сирано только пропагандирует идеи Гассенди, не внося в них ничего оригинального, это значит не разобраться в деле по существу. Непоследовательность Гассенди выразилась, как замечает К. Маркс, в стремлении «…примирить свою католическую совесть со своим языческим знанием, Эпикура — с церковью»[3]. Философские догадки Сирано идут значительно дальше, он отвергает не только религию, но даже пантеизм Кампанеллы, произведениями которого увлекался с ранней юности и которого поместил на почетное место в своем «царстве философов» на Солнце. «Вы, люди, — говорит он устами Демона Сократа, — воображаете, будто то, чего вы не понимаете, имеют духовную природу или же что оно вовсе не существует». Это — замечательное указание на гносеологические корни религии и идеализма, путь к атеизму. Пародируя пантеизм в образе «мыслящей капусты», Сирано приходит к ясным заключениям о единстве и вечности материального мира (это, заметим в скобках, но наша модернизация, а его собственная терминология), о том, что рациональное мышление присуще только человеку и, самое важное, о смертности человеческой души и фиктивности понятия «бог». Признание системы Коперника было весьма затруднительным для Кампанеллы и Бэкона, а у Сирано это вполне органично, хотя и сюда он вносит элемент комизма. «…Предполагать, что огромное раскаленное светило, — говорит он, доказывая справедливость гелиоцентрической системы губернатору Канады, — вертится вокруг точки, до которой ему нет решительно никакого дела, столь же нелепо, как при виде зажаренного жаворонка думать, что его приготовили, вращая вокруг него плиту». Сирано знает только разум и материю, больше в мире ничего нет, и отсюда — особенности его утопических желаний.

Именно желаний. Сирано не строит идеальной системы государственного и общественного устройства, он меньше всего озабочен политическими и экономическими преобразованиями. В «Ином свете» упоминается лишь вскользь, что на Луне существует государство. Есть король, есть знатные и незнатные люди и прочие прелести земного мира: они оставлены в неприкосновенности. Сердце Сирано принадлежит другой утопии, так сказать, утопии интеллектуальной неограниченности. Вечная весна, цветы, птицы, ручьи, соловьи и т. п., изобилие всяческих благ есть только декорации, на фоне которых выступает главное завоевание лунян — свобода мысли. «…А живу я здесь потому, — говорит Демон Сократа, — что тут люди любят правду, тут нет педантов, тут философа можно убедить только доводами разума, авторитет же ученого, так же как и авторитет большинства, ценится не выше, чем мнение простого молотобойца, если он рассуждает здраво». На Земле нет страны, где хотя бы воображение было свободно, и Сирано рисует картину торжества разума на Луне. Это самоцель, и все остальное должно быть этому подчинено.

Сирано недаром переносит свою утопию в космические просторы. Дальние острова Мора, Кампанеллы и Бэкона давали ограниченность и защиту от грубой реальности, но они принадлежали земному миру, были символом его возможного процветания. Лунный мир Сирано — это антиземля, то, чего на Земле никогда не будет. Утопия фактически снята, и наглядно демонстрируется неосуществимость утопических желаний. Кризис утопии у Сирано есть результат изолированности от действительной жизни. В известном смысле здесь подводится художественный и логический итог всему развитию ранних утопий. Если Мор и Кампанелла, если Бэкон рассматривали народ как пассивный материал разумных преобразований, то у Сирано тема народа отсутствует. Его утопия как бы абстрагирована от больших социальных движений. В «Ином свете» выразилось мужество и отчаяние атеиста-одиночки, вставшего перед лицом бесконечного и безразличного космоса. Какая моральная основа должна заменить религиозную? Трудно вынести груз материализма, опираясь только на эпикурейскую этику удовольствий, и тогда, уходя в небытие, остается погрозить кулаком всем задержавшимся на жизненном пиру.

Имя Сирано во Франции всегда было более популярным, чем его произведения. Но за последние годы «Иной свет» неожиданно выдержал десятки изданий. Чем это объясняется? Только ли художественными достоинствами утопии-сатиры? Разумеется, нет. Суть в том, что Сирано де Бержерак, как немногие, подметил абсурдность буржуазных нравов, буржуазного мышления, буржуазного общества в целом.


Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия первая

Махабхарата. Рамаяна
Махабхарата. Рамаяна

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.Вступительная статья П. Гринцера.Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Мифы. Легенды. Эпос

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза